Волчья погибель

Младшие воины пошли ему навстречу, уж очень им хотелось произвести впечатление. Бьорн слушал вполуха. Зал Тра не был заполнен, как когда-то. В каждой костровой яме горел огонь, показывая, как много столов пустовало. Оставшиеся в живых Влка шумели, наполнив задымленное помещение весельем, но, несмотря на шумный пир, за громкими шутками и пением старых песен присутствовала пустота. А из мест, откуда должны были доноситься живые звуки, их донимали только отголоски притаившихся вихтов.

Легион был серьезно ослаблен. Бьорн не мог представить, что когда-нибудь снова увидит все скамьи занятыми. Погибла четверть Тра, а его Великая рота была в лучшем положении, чем прочие. Онн понесла особенно тяжелые потери. Многие пали вместе с лордом Гунном. Русс часто разговаривал с Бьорном, но нежеланное доверие доставляло воину только больше тревоги. Примарх сожалел о безрассудстве ярла, но насколько Бьорн понимал, Русс настроился на такой же план действий. Две трети Легиона уже погибло. Зал Фиф стал траурным. Как и у Сепп. Воображение слишком легко рисовало все залы пустыми, а пиры – стихшими. В прошлом, когда подобное случалось, потери восполнялись. Не в этот раз. Наступил конец времен, дни войны богов, когда Моркаи промчится по небесам и заберет у ночи свое утраченное око.

– Бьорн? – позвал Богобой, положив руку на плечо боевого брата. Бьорн моргнул. Стая выжидательно смотрела на него. Те, кто хорошо знали его, едва заметно улыбались. Юные члены стаи пристально смотрели. Они закончились рассказывать свои истории, но Бьорн услышал немного из них.

– Хорошие истории, храбрые деяния, – убедительно произнес он. – Ваша отвага даст немало пищи для песен скьялдов. – Он осторожно встал. – Благодарю вас за угощение и ваши истории. Теперь я должен идти. У меня есть дела.

Богобой обеспокоенно посмотрел на него.

– Ну да, несомненно, дела с нашим повелителем Леманом Руссом! – сказал он остальным с энтузиазмом, который не соответствовал его взгляду. Фит снова обнял Бьорна и прошептал ему на ухо: «я понимаю твою потребность в уединении».

– Но не сторонись нас, мой брат. Возвращайся побыстрее. Это твоя стая, не моя. – Отзывчивость Богобоя обожгла Бьорна не менее сильно, чем оскорбление, и он ушел со всем достоинством, на которое был способен.

Бьорн отыскал тихое местечко подальше от остальных. Там он пил мёд, пока не закружилась голова.

Опьяневший воин погрузился в глубокую тоску. Кончиком своего длинного черного ногтя он нацарапал на каменном столе символ, старый, как само человечество – оберег от сглаза.

Бьорн никогда не был полностью заодно со своими товарищами. Дружественные насмешки, свойственные Влка Фенрюка, тяжело давались ему. Другие воины считали его суровым. Будь у него возможность выбирать, то он бы вел свою стаю в бой с честью и оставался в одиночестве после него. Теснота Этта раздражала его. Он ненавидел замкнутое пространство. Он жаждал открытых небес, холодного пронизывающего ветра с запахом добычи. От воспоминаний о своих одиночных походах на охоту у него дернулся нос. Увы, времени на выслеживание добычи не будет. Легион задержится в Этте на считанные дни. Над незаконченным Вальгардом оружейники и кэрлы из кузниц спешили провести очередной ремонт потрепанных кораблей Волков.

Обрубок левой руки зачесался. Бьорн еще больше погрузился в свои страдания. Кожаная маска скрывала его сердитое лицо.

Вскоре воин опьянел. Глотая мед, он проливал его на бороду, но ему было все равно.

Ярл Огвай Огвай Хельмшрот руководил пиром с высокого стола. В последние месяцы он охладел к Бьорну. И тот не винил его. Как должен был ярл относиться к воину, возвышенному настолько вопреки традициям? Как и в любом обществе, в Влка Фенрюка присутствовали обычаи и иерархия, но Русс нарушил их. Огваю пришлось игнорировать Бьорна, пусть и не из зависти. Благоволение к Бьорну отдавало вюрдом. Избранные судьбой люди предвещали несчастье, так как приносили смерть другим, следуя за своей кровавой нитью до самого его конца.

– Хавсер. Я стал, как Каспер Хавсер, – промямлил Бьорн. Он и в самом деле был дурной звездой. «Мне стоило оставить его умирать на льду», – мрачно подумал Бьорн и добавил вслух: «С того момента, как я сбил корабль и решил спасти его, моя нить запуталась».

Бьорн подозвал кэрла и приказал ему наполнить рог до самого края. На кэрле была маска сэньетти. Бьорна искоса взглянул на него. Кожа маски была скорее светло-серой, чем красно-коричневой, и покрытой мехом, как зверь, которого она изображала. Маска дрогнула. Те немногие человеческие черты, что она позволяла Бьорну увидеть, расплылись. Зверь был настоящим. Кэрл оказался варутфингом, оборотнем. Бьорн вздрогнул, оттолкнув рог и испугав кэрла, который снова стал человеком в маске. Иллюзия исчезла. Бьорн прогнал его свирепым взглядом, проследив за смертным, пока тот не исчез в дымных сумерках. Взгляд воина опустился к рогу. В глубине сосуда мерцал темный, словно кровь, мёд. Бьорн снова выпил.