Волчья река

– Я герпетолог. Дою змей – то есть сцеживаю яд. Так мы делаем сыворотку, – объясняет он. – Она всегда требуется то здесь, то там. Кстати, если увидите еще одну такую змею или другой вид гадюк, позвоните мне. После того как мы берем у них яд, я нахожу им хорошее местечко подальше в лесу, где они больше никого не потревожат.

Я киваю, все еще пристально глядя на него. Профессор или нет, сейчас он первый, кого я подозреваю. Хотя на кой черт ему могло понадобиться пугать меня до смерти или травить меня змеей, понятия не имею. Непохоже, чтобы у него ко мне была какая-то личная неприязнь. Я не чувствую, чтобы от него исходила враждебность.

Мэйнард как раз загружает змею в свой пикап, когда подъезжает команда криминалистов – точнее, один мужчина средних лет, в мешковатой ветровке; приехал он на старом «Джипе». Он даже без просьб с моей стороны предъявляет мне свои документы – таким заученным движением, что мог бы, наверное, сделать это даже во сне. Кстати говоря, выглядит он совершенно измотанным, однако задает мне вполне толковые вопросы и записывает ответы, потом посыпает почтовый ящик порошком для снятия отпечатков.

Пару минут спустя появляется Кеция Клермонт. Она приезжает на своей личной машине без мигалок и сирен, и я рада этому; наши соседи наверняка уже глазеют на эту суматоху вокруг почтового ящика. Я не хотела бы давать им лишней пищи для слухов.

– Привет, Бето, – говорит Кец криминалисту, и тот машет рукой, не поднимая взгляда. Она все еще одета в то, что можно считать ее рабочей формой: скромный темно-синий брючный костюм с белой блузкой, со значком детектива, пристегнутым к поясу. Пистолет спрятан под пиджаком. Если б она уже побывала дома, то переоделась бы в джинсы и удобную футболку. – Змею, полагаю, уже забрали?

– Увезли переселять в хороший дом, если верить… – Я сверяюсь с визиткой. – …профессору Мэйнарду. Что ты знаешь о нем?

– А что? – спрашивает она, потом отвечает на собственный вопрос: – Умения. Конечно же. – Качает головой: – Вычеркни его из своего списка. Поблизости живет не меньше двух десятков человек, которые отлично умеют справляться со змеями, и они с куда большей вероятностью будут точить на тебя зуб.

Нет смысла спрашивать почему, но я все равно спрашиваю:

– По какой-то конкретной причине?

Кец пожимает плечами:

– Ну, начиная с того, что ты нездешняя, приехала откуда-то.

– Я живу у озера уже…

– Нас с отцом считают чужаками, а мы приехали сюда больше двадцати лет назад, – объясняет она. – Если ты не родился в здешних местах, ты не отсюда. Некоторым и этого достаточно. Добавь к этому слухи и всякое дерьмо из Интернета… Скажу честно – это может быть кто угодно.

– Круто. – Я надеялась, что за сегодняшний день поводов для паранойи у меня станет меньше, а не больше.

Кец подходит, чтобы осмотреть почтовый ящик.

– Он крепко закрывается?

– Да.

– Эта змея никак не могла попасть туда случайно?

– Нет. И она могла укусить Сэма или детей. Просто повезло, что это я открыла ящик. Если б это был Коннор или Ланни…

– Но это были не они, – напоминает Кеция. – Так что давай сосредоточимся на том, что случилось, а не на том, чего не случилось. В худшем случае кто-то пытался убить тебя, хотя я полагаю, что окружной прокурор постарается свести все это к преступной шутке. Он не самый большой твой поклонник.

– Не смешно, – отвечаю я. – Я бы не удивилась, если б он обвинил меня в том, что я слишком долго здесь стою.

– Ну ты знаешь поговорку: хороший окружной прокурор может убедить присяжных обвинить даже сэндвич с ветчиной. Повезло, что наш не настолько хорош.

Я усмехаюсь. Кеция не из тех полицейских, которые любят пустую болтовню, но она с глубоким неуважением относится к окружному прокурору Элрою Комптону. И я тоже. Это седовласый белый мужчина, послужной список которого почти полностью состоит из обвинительных заключений в адрес чернокожих подсудимых – и это в о́круге, где процветает торговля метамфетамином и опиатами, которой заправляют в основном белые воротилы. И, естественно, он всегда требует оправдания для белых подсудимых. Они «в глубине души хорошие люди», и так далее, и тому подобное, и не важно, насколько жестокими и отвратительными были их преступления. «За них поручатся их собратья по приходу. Их родители – добрые христиане». Обычная песенка.

Это мучительно напоминает мне те годы, когда я слепо верила своему бывшему мужу-монстру, не умея – или не желая – увидеть правду, лежащую прямо у меня под носом. Иногда мне кажется, что половина мира впала в то же самое состояние отрицания. И это меня злит.

– Есть мысли о том, кому могло прийти в голову вот так напугать тебя? – спрашивает Кеция.

– Ты серьезно? Половина нортонцев до сих пор полагает, что мне сошли с рук убийства местных – начнем с этого. Не считая «троллей», сталкеров, семьи жертв Мэлвина…

– Криминальных хакеров из «Авессалома», которым удалось ускользнуть от ареста, – добавляет она. – Да, знаю. Я надеялась на более конкретного врага, потому что «почти все» – это как-то слишком много.

– Знаю. Но на данный момент это всё, что у меня есть.