Волчья шкура

Богат Шхем. Караваны с моря, с востока, идущие вдоль Иордана встречаются под его стенами. Всем нужно зерно для каши и хлеба, все любят вино из винограда и фиников. Нельзя обойтись без оливкового масла и овощей. Шхем пропитался запахами душистых специй и трав, которые превращают даже незамысловатую дорожную трапезу в изысканный пир. Для истинных ценителей восточных пряностей их названия звучат музыкой. Шафран, тмин, иссоп, миро так же драгоценны, как богатства шхемской сокровищницы.

В подземных пещерах Шхема грудами лежит золото из Африки и Анатолии, серебро с гор Таурус, медь с хребта Загрос. Украшения из египетского диорита и эфиопского сердолика не помещаются в мешках и глиняных кадах.

Земля дает два урожая в год, а жители Шхема знают толк в земледелии. Они получают столько, что хватает и им, и на обмен с проходящими караванами. Все есть в Шхеме, всегда можно с выгодой обменять и перекупить любой товар.

Много овощей в подвалах и зерна закромах, а молока недостаточно. Скучают жители без душистого, жирного масла, кислого молока, сыров, молодых белых для дома, и «золотых» в дорогу. Любую цену готовы заплатить, весь урожай отдать. Хамор, вождь Шхема, и не смотрит в сторону пришлых купцов, когда под стенами его города раскидывает палатки и шатры зажиточный пастух.

И еще одна беда в сытом городе. Печалит Хамора, что свободные люди не стали товаром. Жаль, что гостей нельзя ни купить, ни обменять, хотя добра хватает… Много прохожих устраивается на ночь под городскими стенами; с раннего утра звучит здесь чужеземная речь, но путники надолго не задерживаются, уходят, у них своя жизнь. Далеко их семьи, а те, кто молод и одинок, не останавливают взгляд на девушках Шхема. Обветренны девичьи лица, грубы руки, пронзительны голоса. Рано старятся они от тяжелой работы, выходят замуж за тех, кто живет рядом, и поэтому все чаще рождаются в городе хилые, немощные уродцы.

Женщины делают вид, что не замечают, как их дочери тенями выскальзывают по вечерам из города, и, засыпая, мечтают что принесут девушки в дом крепкий, здоровый росток новой жизни. Отцы, увидев, что животу любимой дочери тесно в платье, потихоньку отстраняют девушку от работы в поле, сердито приговаривая, что и дома для бездельницы дел больше, чем нужно. Юноши с тоской смотрят на своих ровесниц, но выбора у них еще меньше. В проходящих караванах свободных женщин совсем нет, а прекрасные невольницы — слишком дорогой товар.

У пастуха Якова и дети красивые, здоровые, работящие, и молочного скота без счета. Дочь его, Дина, готовая невеста. Жаль, что не сыну вождя достанется. Начнутся дожди, уйдет Яков, ничто не удержит вольного кочевника. Выдаст Дину за самого крепкого и умелого из своих пастухов, и родятся у них здоровые крикуны, будущие пастухи…

Угрюмые Шимон и Леви перекладывают сыромятные шкуры верблюжьим навозом. Время от времени один из них подбрасывает в костер хворост, чтобы поддержать огонь. Братья все делают молча, погруженные в свои хмурые мысли. Закончив работу, они омывают лица и руки водой из меха, нанизывают на ошкуренные ветки куски мяса дикообраза и укрепляют в камнях над углями.

Выше по долине город Шхем. Каменные стены возвышаются над зарослями кактусов. Огороды, поля, виноградники и масличные рощи окружают его со всех сторон.

Ниже — шатры их отца Якова. Дымки костров говорят о том, что и там сейчас готовятся к обеду перед полуденным отдыхом.

Яков купил этот участок поля у сыновей Хамора за сто монет, но радовался он недолго.

Шхем, старший сын Хамора, прослышал на дружеской пирушке о необыкновенной красоте Дины, дочери Якова, недавно ставшего лагерем под стенами города. Нашептал ему об этом, щедро подливая терпкое вино в чашу, новый приятель из караванщиков. Утром, распаленный похотливыми снами, Шхем заманил девушку в виноградник, подбрасывая на ладони ожерелье из сокровищницы отца, и изнасиловал, а потом надел ей на шею драгоценные изумруды и увел с собой в город.

Яков, узнав о несчастье, застыл. На следующий год хотел он выдать Дину замуж, а женщины, дуры негодные, не уберегли девчонку, не уследили, бездельницы. Растет Дина на воле, бегает целыми днями по холмам, пятками сверкает, коленки белеют в прорехах платья. Вот и углядел ее недобрый глаз. Что делать, что делать?

Лея и Рахель наплакались, накричались и забились вместе со служанками в темный угол. Сидят там, сморкаются в подолы, ждут, когда Яков успокоится. Хорошо, что сыновья со скотом в поле, иначе схватили бы, что под руки попалось, и ринулись в Шхем. Одна беда притянула бы другую. Мужчин в Шхеме было более чем по десять на каждого из мужчин Якова.

Молодые пастухи вернулись на закате. Лучи предвечернего света стекали с гор по листьям дубрав; завыли шакалы, со стороны равнины донесся далекий рык льва…

Яков махнул рукой:

— Сегодня все, что могло случиться, уже случилось. Готовьтесь к ужину, за едой поговорим.

Но он ошибся. Мужчины еще не закончили ужинать, как на дороге от Шхема показалась вереница факелов. Сам Хамор пожаловал к пастухам. С ним сын его, Шхем. Голову опустил, прячет глаза.