Волчья шкура

— А мусор, мусор, Биньямина, неужели с собой принесла?

Вдруг Биньямина прищурилась.

— Послушай, сладкая, а когда мы с тобой на иврит перешли? Смотри, ни одного русского или болгарского слова.

Ира захлопала ресницами.

— Не помню… Само как-то получилось. На этой неделе точно говорили на иврите.

И опять женщины залились смехом.

С новым языком и Миша помог. Поняв, что она не будет ходить на курсы и заниматься дома, мальчик в одно прекрасное утро просто перешел на иврит и не говорил с Ирой по-русски до тех пор, пока она не освоила первую тысячу слов. Вторая тысяча далась гораздо легче.

Сейчас она говорила на иврите легко, свободно и неправильно, совсем не стесняясь ошибок. Миша и арабскому решил ее обучить, но тут Ира решительно воспротивилась и пообещала, что, как только он перейдет на арабский, то не увидит не только медового тортика по выходным, но и самого распростого домашнего печенья по будням. Счастье, что магазинного Миша на дух не переносил.

Миша рос. Ел он, как взрослый, и очень любил сладкое. На еду денег хватало. Одежды было даже больше, чем нужно. Соседи приносили мешками очень хорошие, почти новые, выстиранные и отглаженные вещи. Сначала Ира стеснялась, не знала, как себя вести. Потом привыкла. Оказалось, здесь это дело обычное. Теперь и она два раза в год перебирала свою и Мишину одежду, стирала, гладила, аккуратно складывала в пакеты и оставляла на скамейке.

Деньги уходили на книги, карты, учебники и справочники для Миши. Его жажда знаний и скорость, с которой он их усваивал, были несоизмеримы с Ириным заработком. Таяли доллары, привезенные с собой; пособия, которое Ира получала как одинокая мать, не хватало до конца месяца.

— Без котлет я обойдусь пару раз в неделю, но без компьютера — только до твоей зарплаты. Сядь и подумай, без чего еще сможем прожить.

— Тут и думать нечего, все наизусть знаю. Может, подождем с компьютером? Через два месяца за телевизор рассчитаемся, и за книги я на три месяца чеки выписала.

Миша молчал. Ира чувствовала себя виноватой.

Биньямина поговорила с клиентками, и Ира стала убирать квартиры три раза в неделю по вечерам. Решила заработать на компьютер, да так и привыкла. Вот уже два года убирает, а денег не прибавилось.

Миша не возражал. Ира успевала готовить ему, стирать, убирать в комнате. Вечерние чаепития с разговорами не отменялись, просто стали реже, а больше ему от нее ничего и не нужно.

Кофе бы попить. И квартиру пора осмотреть. Что-то же должно натолкнуть на мысль, где искать пропавшего малыша? Анчар осторожно выбрался из кресла. Женщина даже не подняла головы.

— Где у тебя туалет?

Она показала пальцем: «Налево». Значит, доверяет. Или ей все равно, что происходит вокруг. Второе гораздо хуже. Легче помочь человеку, заручившись его доверием. И обмануть тоже легче. Ладно, пусть будет, как будет. Разберемся.

В коридоре-тупичке три двери, по одной на каждую стенку.

В ванной Анчар помыл руки, осматриваясь. Плеснул водой в лицо. Негусто. Можно сказать, просто бедно, и никаких штучек для удовольствия и прихорашивания, как они все любят. Пусть от этого никакой пользы, но в ванных комнатах его прежних знакомых всякого бессмысленного добра: пузырьков, баночек, коробочек — тьфу! — было навалом. Анчара это раздражало. Но тут… Две зубные щетки и тюбик пасты в синем пластмассовом стаканчике, мыло в белой мыльнице, дезодорант. Это на умывальнике. Две мочалки, жидкое мыло и шампунь на полочке над ванной. Полотенца.

Завтра покрасневший нос этой зареванной мышки придет в норму. Чем-то она должна его припудрить? И губы подкрасить? Нет, ничего лишнего, как нет в квартире ни одного предмета, говорящего о присутствии мужчины или хотя бы о том, что он время от времени появляется.

В коридоре Анчар прислушался. В комнате тишина. Остались еще две закрытые двери. Он толкнул ближайшую.

Крохотная комната. Диван, застеленный тонким покрывалом. Тумбочка, на ней будильник и ночник. Шкаф, почти такой же старый и облезший, как у него на балконе. И опять никаких женских штучек, кроме халата на крючке за дверью. А Анчар, было, подумал, что это комната мальчика, и удивился: хозяйка по-спартански сына воспитывает, ни тебе игрушек, ни книжек, ни мячика в углу.

Осталась последняя дверь. Анчар заглянул в щель, раскрыл дверь шире и замер на пороге. Вот это да! И тут игрушек нет. А книг — море, как в библиотеке: на русском, на иврите, на английском. Вон, стопка, в углу за шкафом, на арабском. И не сказки-раскраски, а всё справочники, словари. Учебники по истории древнего мира, история и география Израиля… На двери, на дверцах шкафа, на левой стене — карты, прилепленные клейкой лентой низко, как для лилипута. Или ребенка-дошкольника… Анчар прошелся вдоль стены до окна: политическая карта Израиля, географическая, древний Израиль, древний Египет…