Волчья сотня

Действительно, квартира была неуютна. Дом, который выбрал Горецкий, был большой, но старый, стоял в разросшемся запущенном саду. Дом был одноэтажный и имел неправильную форму – буквой «Г». И вот в короткой половине буквы «Г» и поселились полковник, Борис и Саенко. Имелись там три довольно большие комнаты, но были они запущены, и мебель стояла до неприличия ветхая и разномастная. Саенко наскоро прибрался в комнатах, выбросил кое-какую хозяйскую рухлядь, но там, по выражению его, нужно было семь дней скрести и мести. Однако Горецкого привлекла квартира тем, что у половины дома был вход, отдельный от хозяев. Двери выходили в донельзя запущенный сад, и по дорожке, устланной ранними желтыми листьями и опавшими гнилыми яблоками, можно было пройти незаметно и выйти в маленькую калиточку, оказавшись в крошечном тупичке, где никто и не ходил. Это как нельзя лучше подходило к роду деятельности полковника Горецкого, то есть ничьи любопытные глаза не могли видеть, какие гости к нему ходят.

– Так что разрешите доложить, ваше сковородие… – почтительно начал Саенко.

По чину полагалось величать полковника вашим высокородием, и Саенко упорно так его и называл, но от скороговорки получалось не «высокородие», а «сковородие».

– Так что разрешите доложить: хозяева здешние готовить нам просятся. Но я, ваше сковородие, опасаюсь, потому как хозяйка уж очень грязная, неряха, в общем. А хозяин на вид такой вороватый, так и смотрит, что бы слямзить.

– А ты как определил? – удивился Горецкий.

– А очень просто: хозяин – поляк. А полячишки эти – народец вороватый, глаза так и бегают, подлый, в общем, народ… И я так считаю, что лучше у Пунса обеды брать, у них, я узнавал, обеды на дом дают.

Главный ресторан города принадлежал толстому усатому человеку со странной фамилией Пунс, кормили там и вправду отменно.

– Ладно, Саенко, делай как знаешь. – Горецкий рассеянно махнул рукой, сделавшись домашним уютным профессором, таким Борис помнил его с шестнадцатого года, когда в Петербургском университете профессор Горецкий читал на юридическом уголовное право.

Они не виделись без малого три года, и вот три месяца назад Борис встретил Горецкого в Феодосии, куда забросили его война и поиски сестры. Сестру в Крыму Борис не нашел, а нашел Горецкого, который сначала его вроде бы спас, потом послал на смерть, а потом, когда Борис вернулся и даже сумел выполнить задание, уговорил его работать у него, мотивируя это тем, что здесь, у Горецкого, Борис принесет неизмеримо больше пользы России, чем с винтовкой в окопе. Борис согласился, из Крыма они уехали в Ставку командования ВСЮР[1] – Екатеринодар. Там полковник Горецкий отчитался о выполнении миссии перед непосредственным своим руководителем – начальником Военного управления при Особом совещании генералом Лукомским и получил, надо полагать, новое задание. Для этой цели и приехали они в Ценск – довольно большой город на юге России, уже несколько недель занятый Добровольческой армией под командованием генерала Май-Маевского.

– Что ж, Борис Андреевич… – сказал Горецкий, отодвигая чашку.

Повинуясь движению его бровей, Саенко мигом улетучился из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– У меня здесь много инспекционных дел, а также одно весьма важное и деликатное поручение. Две недели назад махновцы полностью разбили сводный отряд генерала Дзагоева. Сам генерал тяжело ранен, лежит в госпитале. Но из допросов оставшихся немногочисленных офицеров и казаков складывается картина грандиозного предательства. Отряд успешно преследовал противника, тот не догадывался о его существовании, иначе принял бы бой раньше. О том, чтобы дать бой у станции Тесовой, генерал решил на рассвете. Собрал офицеров, отдал приказы. И вот в течение часа махновцам оказались известны планы отряда и их позиции. Они заранее выставили пулеметы и начали артиллерийский обстрел минута в минуту – когда конно-горная батарея уже была на позиции, но еще не была готова к бою. Но сейчас уже поздно, – спохватился Горецкий, – мы с вами устали, да и подробности этого дела будут мне ясны только завтра. У меня с утра встреча с начальником здешней контрразведки, а вы, голубчик, погуляйте по городу, осмотритесь, вам в контрразведке пока мелькать незачем.

Насчет контрразведки Борис был полностью с полковником согласен. И если предстоит ему потом расспрашивать людей, то, зная, что он имеет отношение к контрразведке, вряд ли ему что-то расскажут.

– Саенко! – крикнул Аркадий Петрович. – Давай-ка стели, брат.

– Было бы чего стелить, – ворчал Саенко, перетряхивая вещи. – У хозяев ни матрасов приличных, ни простыней чистых не найти. Ох, и подлый же народ поляки!

– Хоть вы и не любите контрразведку, – усмехаясь начал Горецкий, намекая на то, что их встреча три месяца назад произошла именно в контрразведке на допросе, куда попал Борис безвинно, по навету, – но не могу не признать, что в данном деле действовали они оперативно и, можно сказать, что и умно.