Волчья сотня

Борис очень бы обеспокоился, если бы узнал, что и этому его разговору с княгиней имелся свидетель, вернее, свидетельница. Прелестная Софи услышала голос Бориса еще на лестнице – лакей Федор имел гулкий бас и говорил всегда громко. Услышав, что гость привез новости из «Дубовой рощи», Софи навострила очаровательные ушки и, уверившись, что Бориса допустили к княгине, выскочила на лестницу. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что Федор ушел подметать двор перед крыльцом, а Агафья спустилась вниз на хозяйскую половину попить чайку и посплетничать, Софья Павловна торопясь пробежала гостиную, затем еще одну небольшую комнатку, которая служила княгине не то кабинетом, не то будуаром, и остановилась у дверей спальни. Борис, входя, плотно закрыл за собой довольно-таки солидную дверь, так что когда Софи приникла к ней ухом, она услышала только неразборчивое бормотание. Соблазн приоткрыть дверь был очень велик, но Софи недаром была женщиной осторожной и благоразумной: она сдержала порыв, потому что шестым чувством поняла, насколько важен разговор, происходящий в спальне, а следовательно, Борис будет начеку и совершенно правильно всполошится, если почувствует в комнате легкий сквознячок. В первый момент Софи почувствовала сильную досаду от того, что старуха разболелась и принимает теперь визитеров прямо в спальне, а не в гостиной – там очень удобно было подслушивать, стоя в маленьком темном коридорчике у двери, спрятавшись за портьерой. «Но за неимением гербовой пишем на простой», – мысленно произнесла Софи, мобилизовала все чувства и приникла ухом к двери. Понемногу она стала различать в неясном бормотании отдельные слова. Она никак не отреагировала, когда услышала слова Бориса о геройской смерти полковника Азарова, она сделала пренебрежительную гримаску, когда услышала о найденной сестре Варе, но когда она уловила, что речь в разговоре пошла о «Дубовой роще», то лицо ее сразу же волшебно изменилось. Тот, кто сумел бы заглянуть ей в лицо в данный момент, увидел бы не миловидную молодую женщину, нет, в лице ее проступили жесткие, решительные черты, и даже покойный полковник Азаров, если бы был жив и находился рядом с ней, не узнал бы своей возлюбленной.

Далее на лице Софьи Павловны появилась самая настоящая злость, потому что из рассказа Бориса, переданного княгине вполголоса, она не поняла ни слова. Дело в том, что прелестная Софи была полностью осведомлена о чудной картине, что хранилась в имении княгини Задунайской.

Это было давно, еще в Петербурге, в тринадцатом году. На глаза Софье Павловне, тогда уже не Вельяминовой, но еще не баронессе Штраум, попалось несколько номеров журнала «Старая усадьба». Она тогда выполняла одно конфиденциальное поручение своего хорошего знакомого, нет нужды называть его имя, он давно умер, о чем с сожалением подумала теперь Софи. Пришлось сидеть на даче в Павловске, где она невыносимо скучала. И на глаза ей попались журналы. От скуки она принялась листать их и неожиданно отыскала для себя много интересного. Один номер был полностью посвящен имениям на юге России и на Украине. Среди прочих одним из богатейших называлось имение княгини Задунайской «Дубовая роща». В статье подробно описывался дом, сад, а также предметы искусства, хранящиеся в имении, в том числе предположительно, как подчеркивал автор, картина Андреа Мантеньи «Поклонение волхвов». Каким образом она попала в имение, не уточнялось. Софья Павловна всегда считала себя женщиной, разбирающейся в искусстве. Кроме того, из своей богатой приключениями жизни она вынесла твердое убеждение, что никакая информация, пусть даже самая пустая, никогда не бывает ненужной. Рано или поздно настанет минута, когда знания могут оказаться весьма кстати. Поэтому она аккуратно вырезала из журнала заинтересовавшую ее статью и спрятала подальше в кожаную папочку, где хранила нужные бумаги.

И надо же было такому случиться, что года через полтора в поезде из Петербурга в Москву, опять-таки совершенно случайно, в попутчиках у нее оказался весьма симпатичный старичок. Старичок был большим знатоком искусства, преподавателем Академии художеств. Софья Павловна вспомнила о статье, вырезанной из старого журнала, и отнеслась к старичку весьма благосклонно. Тот, приятно пораженный заинтересованностью приветливой и миловидной молодой дамы, оживился и, говоря по-простому, распустил хвост, то есть болтал всю дорогу. Надо заметить, что рассказать ему было о чем. Он много раз бывал в Италии и Франции, отлично разбирался не только в живописи, но и в архитектуре. Софья Павловна умело направляла нить разговора на итальянских мастеров периода кватроченто, ибо не поленилась как-то зайти в публичную библиотеку и прочитать там кое-что из книги Джорджо Вазари «Жизнеописание итальянских художников эпохи Возрождения».