Волчья стая

Он выплыл из-за прикрытого сопками изгиба реки, шел словно бы прямо на них ошеломляющим белоснежным видением, и был уже достаточно близко, чтобы прочесть название: «Федор Достоевский». Прекрасно знакомый белый пароход, на борту которого они раз десять оттягивались на всю катушку, еще один атрибут сладкой жизни богатеньких шантарских буратин, хозяев жизни, белых людей, новых русских… Вадиму даже показалось, что он встал на пороге собственной квартиры – настолько знаком и близок был красавец «Достоевский».

На палубах стояло множество ярко одетых людей, динамики безмятежно орали:

А я – бамбук, пустой бамбук!

Я – московский пустой бамбук!

Даже этот идиотский шлягер казался сейчас верхом совершенства. Горячая любовь к миру, человечеству, всему окружающему захлестывала горячей волной, имевшей некое родство с оргазмом. Они вдруг оказались д о м а! Там, на палубе, стояли такие же, свои, классово близкие…

На теплоходе послышались резкие металлические удары колокола, он ощутимо замедлял ход. Плот звонко стукнулся крайними бревнами о белоснежный борт «Достоевского». Опасно перевешиваясь через ажурные белые перила, троицу странников разглядывали ярко и богато одетые люди, на них нацелилось несколько видеокамер, и Вадим, расплывшись в блаженной улыбке, сначала удивился, почему не понимает ни слова из обрывков оживленных разговоров, но тут же догадался: да это же сплошь иностранцы, конечно, «Федьку» в который раз подрядили возить по экзотическим местам млевший от сибирских красот импортный люд.

– Трап! – крикнул Эмиль, яростно жестикулируя. – Трап спустите, что вы стоите?

Эта реплика вызвала новый взрыв оживленных пересудов на непонятных языках, обстрел видеокамерами, но ничего, похожего на трап, так и не появилось.

– Хелп, плиз! – в приливе изобретательности вспомнила кое-что Ника. – Гив ми э трап, плиз!

(Так уж получилось, что знанием хотя бы одного иностранного языка никто из троицы не был отягощен – знали-помнили с десяток ходовых фраз, и только. В капиталистических заграницах давно уже лучшим толмачом служил толстый бумажник с баксами или престижная кредитная карточка, а это-то у них под рукой в заграничных вояжах всегда имелось…)

На палубе что-то изменилось – ага, в толпе, деликатно отстраняя за локотки валютных туристов, появились плечистые мальчики в знакомой униформе здешней секьюрити: светло-синие костюмы, полосатые галстуки, нагрудные карманы пиджаков украшены гербом Шантарска на фоне золотого якоря и соответствующим английским словечком. Один перегнулся к плоту – вроде бы уже виденная однажды толстощекая физиономия, аккуратная прическа и невероятно злые глаза:

– Вы что, бичева, охренели? Греби отсюда!

У Вадима медленно сползла с лица блаженная улыбка. Он вспомнил, сопоставил, поставил себя на их место – и ужаснулся. Представил, как все трое выглядят со стороны. Справедливость в отношении обряженного в лохмотья незадачливого твеновского принца была восстановлена лишь в последней главе, а до того пришлось пережить массу неприятностей, когда сама жизнь висела на волоске…

– Греби отсюда, говорю! Куда вас, к черту, несет?

– Позови капитана! – крикнул Эмиль. – Кому говорю?

Вадим лихорадочно пытался вспомнить имя-отчество капитана «Достоевского», кого-то из помощников – уж тогда-то могли и призадуматься сытые широкоплечие мальчики! – но, как ни старался, в голову ничего не приходило. Кто помнит, как зовут очередную о б с л у г у? На борту еще держишь в памяти, но вот сойдя на берег…

– Сейчас! – расплылся в улыбке охранник. – И капитана тебе, и фельдмаршала… Разуй глаза, деревня! Не продаем мы водки, а ту, что есть, тебе в жизнь не купить, откуда у тебя такие бабки… Отвали от борта, морды бичевские! Спецсредства применю! У нас тут иностранцы…

– Я генеральный директор!.. – крикнул Вадим.

Его оборвал хохот в четыре сытых глотки:

– А я – Ельцин! Вон и Чубайс топчется! Сейчас и Клинтона приведем!

– Говорю вам, мы – шантарские бизнесмены… Позовите капитана!

Воровато оглянувшись на расступившихся иностранцев, все еще весело лопотавших нечто совершенно непонятное, верзила громко прошипел:

– Ты что ж это, по-человечески не понимаешь, деревня обдристанная? Ну, смотри…

Он выхватил из-под полы безукоризненного пиджака огромный «айсберг» и взвел курок, предупредил с гнусной ухмылочкой:

– У меня тут резинки… Уши отстрелю, дярёвня! Греби от борта!

Его сосед тоже вынул пистолет и прицелился. Иностранцы щебетали, ничего абсолютно не соображая в происходящем, оба мордоворота оскалились так, что было ясно: вот-вот выстрелят, и ничего они не желают слушать, заранее вынеся вердикт… У Вадима от невероятной обиды едва слезы не брызнули из глаз, он растерянно смотрел на палубу, но там так и не появилось никого из команды.

Эмиль уже отталкивался шестом от белоснежного борта, а охранник озлобленно комментировал:

– Легче, легче, бичара, краску не поцарапай, а то шарахну напоследок промеж глаз…