– Нарастает напряжение в зале, нарастает! – вопил комендант. – Если закрыть глаза, можно представить, что мы находимся в зале телестудии «Останкино». До чего же похабное название, честно говоря! Покажите мне другую крупную телестудию в мире, чье название произошло от мертвых покойничков! Ладно, не будем отвлекаться… Умолкла музыка, тишина в зале, сейчас приведу в действие наш песчаный хронометр… Пошло времечко, пошло! Прошу, очаровательная!
Наступила вязкая тишина. Потом послышались негромкие шаги. Они удалились влево, на какое-то время притихли. Из зала долетел громкий смешок.
Вадим тупо таращился на оказавшуюся перед самыми его глазами фанеру. Что происходит по другую сторону, он, естественно, рассмотреть никак не мог. И не испытывал ничего похожего на беспокойство или сочувствие – вновь, как и при первом Никином появлении в бараке, нахлынули досада и раздражение, словно и очаровательная супруга странным образом числилась среди тех, кто над ним издевался. Не будь ее здесь, был бы избавлен от доброй половины переживаний… Острая ненависть на миг прямо-таки прошила горячей волной – ненависть к смазливой дурочке, что сейчас бродила по ту сторону фанеры.
Шаги послышались рядом с ним. Переместились влево, вновь вернулись. Негромкий шум – словно человек опускался на колени – и в следующий миг он ощутил, как женские губы сомкнулись на его вздыбленном достоинстве.
– Началось шоу! – обрадованно возопил комендант. – Первая попытка! Музыка, туш!
Длинно, нескончаемо затарахтел барабан. Вадим вовсе не испытывал удовольствия, словно все нормальные ощущения враз его оставили. Только раздражение крепло – и ничего больше. И все же кончил довольно быстро, из-за дикости ситуации, наверное.
– Закончилась первая попытка! – заорал комендант совсем рядом, по ту сторону фанерного листа. – Теперь попросим счастливчика показаться почтенной публике, чтобы мы могли определить, как обстоят дела! Музыка!
Дуло ружья чувствительно ткнуло его в поясницу, и он вышел на сцену в яркое сияние сильных ламп – со спущенными штанами, уже неспособный испытывать какие бы то ни было эмоции. Теперь он понимал Синего – хотелось рвать коменданта на части, распороть брюхо и вытягивать кишки…
Комендант же взирал на него с явным разочарованием, но тут же справился с собой, вскинул руки:
– Поаплодируем нашей конкурсантке, получающей великолепный косметический набор! Музыка!
…Должно быть, организм решил отключить сознание, чтобы избавить его от всего пережитого – Вадим заснул совершенно неожиданно для себя, едва растянулся на нарах, отвернувшись от молча улегшейся рядом Вероники. Проснулся толчком, прекрасно знал, что ему только что снился жуткий кошмар, но вот в чем кошмар заключался, не вспомнить, все воспоминания мгновенно улетучились…
Свет не горел, барак был залит бледным лунным сиянием – стояло полнолуние. Отовсюду несло дерьмом и прелью, справа тяжко всхлипывал и постанывал во сне Доцент, а совсем близко, под боком, вздрагивала и подергивалась в столь же тягостном забытье Ника, лежавшая ничком.
Зато справа, у окна, жизнь била ключом. Синий старался неутомимо и размеренно, лежа на распростертой блондинке – она не сопротивлялась, раскинувшись, в одном лишь расстегнутом бушлате, бедра белели в точности как в бездарных творениях полузабытого Подыпы. Казалось, она и не дышит. Откуда-то с улицы доносились развеселые пьяные голоса.
Вадим прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь толковом, а что могло быть толковее планов побега, для которого настало время? Мысли путались – мешала и возня у окна, сопровождавшаяся довольными стонами, и скулеж Доцента. В конце концов он нашарил свою последнюю сигарету, доставшуюся при дележе брошенной эсэсовцем пачки, осторожненько слез с нар и направился на вольный воздух – впрочем, какой там, к черту, вольный…
Остановился, едва шагнув на веранду. На крыльце соседнего барака, совсем близко, восседали три фигуры, отхлебывая по очереди из большой бутылки, шумно болтали, перебивая друг друга с обычным пьяным пренебрежением к собеседнику. Господа капо изволили веселиться…
Он присел на пол – вместо перил у веранды было ограждение из сплошных досок, и его явно не успели заметить. Закурил, воровски пряча сигарету в ладони – мало ли что, заметят огонек, не отвяжешься от них потом…
Пора отсюда сматываться. И следует в темпе решить то же самое уравнение, подставив в качестве икса на сей раз вместо Эмиля Нику…
Аргументы прежние, те же. Если у одного есть все шансы незамеченным проскользнуть в клуб, то тащить с собой Нику – чертовски опасно. Бабы есть бабы, начнет бояться, метаться, побежит не в том направлении, нашумит, провалит все дело, а когда поймают, выдаст в два счета. Откуда взять должное проворство и хладнокровие избалованной холеной доченьке облисполкомовско-коммерческого папы, с младенчества привыкшей к птичьему молоку? Даже если побег и удастся, будет потом висеть на шее невыносимой тяжестью – ножки натерла, боится дикой тайги, истерики пойдут, обмороки…