Волчья стая

— А я никогда и не был Драгуном, так что здесь вопрос стоит совсем по-другому. Но мои люди вот уже несколько десятков лет подряжаются под субконтракты Драгун с тех самых пор, как мой папаша сговорился с Вульфом. И всегда игра у нас велась честно. Временами приходилось нелегко, но карт нам никогда не подтасовывали.

На мгновение он нахмурился, видимо, раздумывая о чем-то своем.

— Что ж, думаю, и я пошел бы на это, если бы мне предложили. Но сначала я должен увериться, что моих людей не подведут.

— Есть масса неплохих предложений на границах с кланами.

— Еще вчера я мог бы с вами согласиться. Но сегодня рынок уже не тот. Новый режим Волчьих Драгун к чертям разбил рекомендованный список первостепенных наемников, в котором, смею вас уверить, наши Рыцари занимали видное место. К тому же теперь вербовщики тали больше интересоваться индивидуальными контрактами. Все это отражается на вербовке, которую проводят Драгуны, и меняет порядок заключения сделок. Я еще не решил, чего в этом больше, хорошего или плохого. Вероятно, все зависит от того, чем обернется вся эта заваруха.

— Какая еще заваруха?

Картер скорчил гримасу.

— Да ладно, Декхан, не строй из себя невинную девочку. Всякому известно, что Волк придерживается другой стороны. — Он тоскливо покачал головой. — Вот уж никогда не думал, что застану гражданскую войну среди Драгун. Вы же всегда так дружно держались, ребята.

Декхан и не думал о себе как о Драгуне, да и взгляд его на Драгун по прошествии стольких лет успел измениться и продолжал меняться.

— Другие времена, — произнес он, разводя руками.

— Но не люди.

— Вульф так ничего и не предпринял.

— И не станет. Как вы думаете, сколько осталосьждать до того, как Алпин с Элсоном введут в игру парней которых они наняли? Время не работает на Волка,но оно тем более не работает на новый режим. Если Алпин и Элсон не докажут, что полностью контролируютситуацию, они не будут контролировать ничего.

Декхан задумчиво посмотрел на Картера.

— А смогли бы вы, если представится случай, действовать так, чтобы обстоятельства сложились в вашу пользу?

— Может быть.

— Тогда, я думаю, нам есть о чем поговорить.

— Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Я собрал все свое мужество, чтобы сказать эти слова Мэв, когда наконец удалось ее подстеречь за дверями казарм. Она взглянула на меня как-то настороженно. Мне показалось, что в ее прозрачных серых глазах мелькнула тень.

— О чем?

— О чем? — сердито отозвался я. — О нас!

При этом моем восклицании несколько людей, проходивших мимо или праздно слонявшихся поблизости, повернули головы в нашу сторону. Мэв сверкнула по сторонам взглядом, полным смущения, схватила меня за руку и потащила за казарму. Здесь она толкнула меня к стене, но я был в таком состоянии, что даже не обратил внимания, где нахожусь.

— Слушай, мы уже хорошо знаем друг друга, но это — больше, сильнее... — Мэв порывисто вздохнула и отвернулась. Она мотнула головой, убирая с глаз непокорные пряди волос. — Знаешь, я никогда не говорила этого перед воинами и назову лжецом любого, кто станет повторять это, но... но ты же знаешь, почему я здесь.

Надежды мои воспарили прямо-таки на головокружительную высоту. Я даже не отваживался помыслить о том, что Мэв по-прежнему думает обо мне, но ведь сейчас ока сама заговорила об этом. Если бы я не чувствовал явственно спиной шероховатую колючую поверхность стены из пенобетона, то я решил бы, что все вокруг — не более чем сон.

Я знал, как трудно ей приходится, знал, потому что и мне было не легче. Любовь, причем самая настоящая любовь, — чувство, которое довелось испытать далеко не каждому из сибов. По крайней мере, что касается любви к людям за пределами сиб-группы. Так что мы оба находились на неизведанной территории.

Мэв шумно вздохнула и, как мне показалось, готова была что-то сказать. Глаза ее устремились на меня, затем снова скользнули в сторону. Она вздрогнула, видимо, сокрушенная огромностью нахлынувшего на нее чувства. Но спина ее снова выпрямилась, когда Мэв наконец собралась с мыслями, чтобы заговорить вновь.

— Брайен, ты верный человек. Ты знаешь, что такое Волчьи Драгуны, что значит наша форма. И я не сомневаюсь, если ты остался с Волком, то все претензии

Алпина на наследство не могут быть справедливы. Ты уйдешь отсюда только после того, как скажешь мне сию же минуту, что это — игра Волка или кто-то играет им с самого начала? В любом случае я знаю, на чем мне стоять.

И только тут я увидел, каким идиотом был. Мэв так и не сказала конкретно — уходит она или остается. Ни слова. Каким же олухом я был, осмеливаясь даже думать, что остался в ее мыслях точно так же, как она — в моих. За все время — ни единой весточки с ее стороны, так же, впрочем, как и с моей. Ей никогда и в голову не приходило, что мы можем разделять чувства большие, чем обычно разделяют по отношению друг к другу два воина.

Собрав осколки моего разбитого вдребезги самолюбия, я попытался принять хорошую мину при плохой игре. И с невозможной на этом свете горечью я произнес:

— Так, значит, ты вернулась сюда из-за Волка.