Казаки носили банданы, а у Мустафы вообще не было головного убора. Даже шлема, хотя он рекомендовался рейтарам, особенно со стеклянным забралом — хорошо помнилась печальная история Циклопа Комаровского, которому майский жук выбил глаз, когда тот на полной скорости мчался на своем байке по тракту. Но где же их взять, шлемы-то эти с забралом? Редкость.
Какой-то всадник кивнул ему, как бы благодаря за то, что Мустафа освободил неширокую дорогу и стоял на обочине. Кто-то из знавших Мустафу в лицо приветственно махнул рукой. Когда спешившая на выручку крестьянам конница пролетела мимо, замыкающий, молодой совсем казачок, вдруг натянул вожжи, заставляя коня притормозить. Животное зафыркало, мотая головой и тряся гривой, не сразу восприняв изменение скорости. Очевидно, конь и всадник еще плохо знали друг друга. Казачок приблизился к Мустафе.
— Ты Засоль из «волчьей стаи»? — спросил он, продолжая натягивать вожжи и усмирять беспокойного коня.
— Я. А что?
— Ищут тебя!
— Кто?
— Артем Полукров со товарищи. Они сейчас в Ендовище на постое. В «Короле дорог». Знаешь?
— Знаю это место, — кивнул Засоль. — Спасибо.
— Да не за что! Н-но! Пшла, хей! — Казачок лихо развернул коня и рванул догонять товарищей.
Глава 3
ПАСТЫРЬ
Серафим был высок и довольно упитан, ходил в черной рясе и с внушительным крестом на шее, упиравшимся в солидный живот. У Серафима были густые каштановые, тронутые сединой волосы до плеч и поповские усы с бородкой. Держа речь и делая паузы, Серафим чесал бороду и задирал руку вверх, чтобы необъятный рукав рясы сполз к локтю, и тогда обнажались одетые на запястье костяные четки. Все остальное время, которое он проводил с детьми, Серафим прикрывал ладонью левой руки правый кулак, вдоль костяшек которого была вытатуирована надпись: «Уверуй, падла!» Юным отрокам нет надобности созерцать сей отпечаток бурной молодости.
На окраине станицы Девица, в поросшем деревьями уединении расположился старый монастырь, единственным постоянным обитателем которого и был пожилой Серафим. В будни, когда казаки работали в поле и на фермах, детей сводили сюда, под присмотр монаха, который учил их грамоте, арифметике и прочим премудростям.
— Итак, дети. — Серафим почесал бороду и прикрыл надпись на кулаке. — Вчера вы изучали большие числа и теперь приблизительно представляете себе, что такое миллион. Верно?
Собравшиеся в большом зале монастыря дети согласно закивали.
— Но сегодня мы изучаем историю, а здесь могут встретиться и б
Ответом были растерянные взгляды.
— Похоже, что нет. — Серафим снова взялся за бороду. — Тогда представьте себе пшеничное поле. Вы все его видели. Сколько там зерен?
— До фига! — воскликнул конопатый отрок, и остальные негромко рассмеялись.
— Вот! — Монах воздел перст. — Семь миллиардов, это до фига! Понимаете?
Дети закивали.
— Ну, вот и славно. Итак: тот мир был не такой, как нынешний. Во-первых, царил совсем другой климат. У нас было холоднее, чем сейчас. Выпадало очень много снега, и суровая зима длилась дольше, чем нонче. Ходило много всяких животных всюду, некоторых мы более и не увидим. И наоборот — многих тварей, что бродят сейчас в Чертогах и пустошах, раньше не было. Вся земля тогда делилась на государства. То есть существовала какая-то территория, по краям которой была граница, и переступать ее полагалось только по специальному разрешению. На каждой территории имелся свой флаг, герб, гимн, язык и так далее. И вроде как народ, живший в государстве, сам выбирал себе правителя. Ну, так считалось. — Серафим задумчиво поскреб в бороде. — Но это все брехня. В то время всякая власть была от лукавого. Так вот: у государства была столица, а столицей выступал большой город.
Дети вдруг ахнули и посмотрели на учителя с недоверием и испугом. В новые времена слово «город» вызывало иные ассоциации.