Волчья стая

— Ах ты, пес! Патроны без пороха не будут стрелять! А от девки тебе удовольствие!

— Чисто физиологическое, и то сомнительное. А эстетического ноль. — Он сделал жест, словно отрезал что-то.

— Чего?!

— Я пошел, короче…

— Я те пойду! Я те щас так пойду!

— Не ори, сиська лопнет.

Ходокири невозмутимо повел плечами и, бесцеремонно отстранив «мамашу», пошел по коридору, чтобы спуститься на первый этаж.

* * *

Его зовут Иван. Полностью — Иван Булава. Такое оружие с собой он, конечно, не носит, зато удар его кулака сопоставим с ударом булавой. Рост — два метра ровно. Ну а в берцах еще выше, и он обычно в берцах. Античное лицо, словно высеченное из мрамора, — с четкими скулами, мощным подбородком, высоким лбом, из-под которого сурово смотрит пара холодных голубых глаз. Волосы неприлично светлы и аккуратно острижены в «площадку».

Во многих местах его знали не только как Ивана Булаву, но и как «чертовски мощного засранца» (он действительно был чертовски мощным), «молчаливого убийцу» (Булава отличался немногословностью), «ходячий арийский монумент» (и вправду напоминал при богатом воображении), «чертов русский танк» (русские танки, применяемые с умом, оставались довольно грозным оружием).

Хотя Иван и находился сейчас в заведении злачном, первый этаж которого служил баром, а второй и третий — борделем, Булава не слишком любил шляться по девицам легкого поведения. Впрочем, и этому олимпийскому полубогу не были чужды человеческие слабости. Однако наибольшее удовольствие он испытывал от усталости в собственных мышцах. А он буквально был слеплен из мускулов, которые постоянно поддерживал в нужной форме отжиманиями, приседаниями, бегом, подтягиваниями тяжестей и сотнями ударов двадцатикилограммовой кувалдой по вкопанному в землю колесу от грузовика. Это отнимало у него уйму времени и физических сил. Очевидно, именно поэтому он редко удостаивал вниманием женщин, хотя многие из них мечтали возложить ноги на его широченные плечи, обтянутые черной косухой с волчьей головой на спине.

Забота о мышцах требовала массы калорий. Иван много ел. Вот и сейчас он сидел за столом, сосредоточенно пережевывая внушительную отбивную и запивая ее красным вином из глиняной бутылки. Обычно Иван трапезничал в одиночестве, так было и нынче. Тщательно прожевав пищу, он чуть приподнял голову, быстро осмотрелся, сделал пару глотков.

Мимо прошла официантка, бросая на него томные взгляды и вызывающе покачивая бедрами. На Булаву это не произвело никакого впечатления. Сейчас его интересовало мясо, которое едят, а не то, за которым поднимаются по скрипучей дощатой лестнице. Тем не менее зовущая походка официантки подействовала на других посетителей. За столиком напротив кто-то шлепнул девицу по заднице ладонью, издав при этом хрюкающий смешок.

Иван, отправив очередную порцию жареного мяса в рот, смерил субъекта взглядом. Толстяк в черном балахоне, с длинными грязными волосами, росшими от блестящей круглой плеши, и черными усиками, загнутыми вверх. А еще морда лоснится. Сам он в изрядном подпитии. Вполне хватит удара ботинком по харе. Хотя… Девка заржала в ответ. Каждый получил свое — тем лучше. Меньше хлопот. Не хватало устроить мордобой из-за какой-то лошади.

Еще глоток вина. Внушительный шмат мяса уменьшается с неимоверной быстротой. Можно заказать еще кусок. Интересно, сколько времени там проторчит этот…

По ступенькам быстро спустился высокий, похожий на медведя и одетый в черную кожаную косуху человек с длинными волосами, стянутыми в тугой хвост, и бородой-косичкой. От лестницы летели бабий ор и хамские возражения «медведя». Постояльцы бара, числом около двух десятков, зыркали на шум и моментально теряли интерес к перепалке местной «Иры» с посетителем, который явно принадлежал к рейтарской братии. В местной кантине и без того стоял гам. Тихие беседы здесь были не в чести. Кто-то гоготал, а прочие разговаривали громче, чтобы перекричать фон. В итоге шум нарастал. Кроме того, в подобных заведениях громовым голосом обозначали свой статус и уровень «крутизны». Ивану было незачем шуметь. Его статус явствовал из комплекции, а на лице читалось: «Не суйся, если ты не самоубийца». Поэтому его не баловали вниманием и не пытались подсесть за столик, чему он был рад, и удовольствие его выражалось в неизменно каменном выражении лица и сосредоточенном поедании пищи.

— А если я тебе патроны продам, из которых порох ссыпан?! — Сошедший по ступенькам здоровяк продолжал отбрыкиваться от «мамаши».

— Да что ты заладил со своими патронами, китаеза окаянный! — хрипела «Ира».

— Какой я тебе, к чертям, китаеза, дура старая! — разозлился «медведь».

Он встал посреди кантины и вдруг уставился на Ивана. Булава исподлобья посмотрел на него, приподняв одну бровь и проглотив очередной кусок мяса. Затем поднес вилку ко рту. Откусил еще шмат и, опустив глаза, принялся жевать.

Паша Ходокири нервно дернул рукой и нахмурился.

— Гони бабло, ирод, и разойдемся мирно, — блажила женщина.

— Мы и так мирно разошлись. Я же тебе не врезал. Отвали, — огрызнулся Паша и снова воззрился на Ивана.