— Они тебя выследят, — теперь я уже откровенно рычал. — Охотничьи породы. Всегда гоняли лисиц, когда заползали не в тот курятник…
Нож в руках. Чуть-чуть выполз из ножен. Осталось только…
Удар!
Меня что-то выдало. Может, в лице поменялся. Она сумела поймать мою левую руку за локоть, не дать ножу долететь до головы. Порезал ей предплечье — и она отвлеклась, чуть повернула голову в сторону.
С волками жить — по волчьи выть, а?
Я весь подался верх. Правая рука взлетела изо всех сил, потянула лисицу за плечо. Ближе ко мне, ближе к моей голове, ближе к… зубам.
Я вгрызся в ее шею словно в кусок мяса. Оно ведь так и было, всего-то кусок мяса, который нужно порвать — сжать челюсть, дать зубам поработать и резко дернуть на себя.
Она вжарила по мне каким-то чародейством, от которого по всему телу пробежала режущая боль. Но — я лишь крепче сжал челюсть. Прокусил. Металлический привкус крови капнул на язык, распаляя меня еще сильнее.
Она попыталась оттолкнуть меня — ага, конечно. Только хуже себе сделала. Я даже не видел толком нихрена, зато прекрасно чувствовал напряжение ее мышц под моими зубами. Затем почувствовал короткое мгновение падения.
Снова на «лесной тропе». И снова обратно. И снова. И снова.
Она паниковала. А я наоборот, собрался с мыслями. Кровь уже вовсю стекала по моему рту, и я позволил себя на секунду разжать челюсть — лишь чтобы вгрызться в горло вновь, еще глубже. Я уже практически обнимал эту тварь с четырьмя хвостами, а она даже кричать толком не могла.
Дикий, нахуй, зверь. Может, склонность девчат к такому имеет под собой не только лишь происхождение…
Мысль о волчицах отрезвила меня. Но я не отпустил лисицу, о нет — я дернул, рванул, цепляясь зубами за рвущуюся под напором плоть, за вкус кров и сырого мяса, за выходящую вместе с этим жизнь. Мясо поддалось. Порвалось.
От инерции я запрокинул голову назад. Наверно, еще и кровавую радугу в процессе нарисовал, но этого не видел и видеть не мог.
На коротенькое мгновение я будто бы отключился, глядя в черное небо. Едва ли это было наслаждение — у вырванного из горла куска был, мягко говоря, не тот вкус, чтобы им наслаждаться. Скорее, приступ усталости.
Ну и вопроса «А как я вообще дошел до жизни такой?».
Я опустил взгляд и выплюнул мясо. Лисица еще была жива. Разноцветные разряды беспорядочно носились по вставшим дыбом хвостам, тело обмякло и она полностью уселась мне на пах, из раны стекала на грудь кровь — и еще тоненькая струйка вроде бы била в сторону, словно у побитого использованием душа.
Еще жива. Никакого больше самодовольства во взгляде, один только ужас. Руки ее дергались напротив горла, не решаясь схватиться, прикрыть зияющую дыру, из которой вырывался воздух.
С пару долгих секунд мы смотрели друг на друга. Я с усталостью, ничего, наверно, не выражая. Даже ухмылочки никакой не навесил на лицо. Даже то, как она подергивалась, сидя на мне, практически никак не отражалось в сознании, разве что как третьестепенная отметка. Затем лисица моргнула. Ее страх был вытеснен желанием прикончить меня любыми возможными средствами.
Она вонзила когти мне в руку, которая все еще лежала у нее на плече. Было… больно. И при попытке отдернуть я сделал еще больнее — когти пропахали борозду. Даже, наверно, кость поцарапали.
Второй рукой она потянулась к моему горлу. Только вот позабыла, что всего-то несколько секунд назад она ею остановила мою руку с ножом, не дала ударить. Забыла, отпустила…
Ну и в этот раз многофункциональный армейский нож модели такой-то долетел до цели. По самую рукоять ей в бок вошел, заставил дернуться и не дал вспороть уже мою шею. Ну а я момента не терял.
Ничего уже не испытывая, на самом деле, действуя как залитый сигналами об ошибках робот, продолжил бить ее ножом. Как швейная машинка. Никакой там злобы, удовольствия, удовлетворения — просто усталость, которая превращала картинку в глазах в слайд-шоу вместо полноценного видео.
Дотянулся до ее сердца. Столкнул с себя в сторону тяжеленное тело. Да так и остался сидеть, держа в руках багровый нож. Распушенные хвосты еще переливались разноцветными разрядами, но те сходили на нет с каждым подергиванием лисицы в агонии.
Я точно в жизни свернул куда-то не туда.
Я выпустил нож, тот упал на землю, и я потянулся к скомканной рубахе неподалеку. Обожженная, теперь еще и на земле повалявшаяся, но всяко лучше перевязаться ею, чем позволить себе истекать кровью.
Язык нащупал застрявшие промеж зубов кусочки плоти. Я скривился. Было бы чего в животе — точно б вывернуло, а так отделался просто тошнотой.
Резкий и ровный луч фонарика упал на меня как раз, когда я затягивал перевязку.
— Ты опоздала, — сказал я спокойно. — Вроде бы, справился сам. Но сигнал сработал, да?
— Ты не отвечал, — не менее спокойно ответила Таша. — Прости. Я бежала изо всех сил.
Круг света перебежал с меня на лисицу. Волчица подошла ближе, я же заставил себя встать и взглянуть, как выглядела мой третий капрал — которая вполне себе сохранила навык речи.