– Всё непросто, Люда, и это далеко не самое важное обо мне, это вообще ничего не значит, поверь мне, – я осеклась, поняла, что начинаю болтать лишнее. – В общем, я съезжаю, буду жить с родителями… э-э-э… как бы… мужа, – фактически не соврала я, изобразив на лице озорную улыбку.
– А где он сам? Он тоже студент?
– Нет, он сейчас в длительной командировке, он уже не учится.
Только бы любопытная Лю не задала вопроса, на который у меня нет ответа…
– Блин, – вышагивала возмущённая Люда, – я реально думала, что ты ещё девственница. И когда ты успела?
– Ах, я чертовка! – подыграла я.
– Ещё слабо сказано.
Мне не хотелось уходить, но остаться – означало бы поставить мишень для острых и щекотливых вопросов. Как же противно оттого, что приходится скрывать правду от подруг и притворяться…
– Ай да я! Всё, мне пора, – я, наконец, собрала вещи. – Анке скажи, что я забегу на неделе.
– Анка тебя не простит. Ты обещала составить ей компанию на танц-баттле завтра, – вытаращила на меня глаза Люда.
– Ой, точно! Из головы вылетело… Я постараюсь прийти! Да, её любимую мою кастрюлю оставляю тут, так и быть.
– Ты святая! Манны тебе врачебной и мира! Ты моя лучшая соседка.
– Хорошо, что Анка этого не слышит, – подмигнула я. – Пока!
Полгода балаганного счастья завершились. Теперь мне предстояло каждый вечер, приходя домой и поворачивая ключ в замке, бояться, что там кто-то есть.
Я разложила свои вещи по свободным полкам (таких оказалось всего две, а платяное отделение было забито разными деловыми костюмами и рубашками).
«Чёртов модник…» – прокомментировала я и закрыла дверцу.
Я не стала трогать чужие вещи. Мне вообще не хотелось разбирать сумку, но каждый раз рыться в ней тоже было бы неудобно.
Теперь у меня появилось ощущение, что за мной наблюдают. Но это можно было отнести к проявлениям паранойи. С самого Нового года бредовые мысли начали посещать меня всё чаще.
Следующим вечером я всё-таки пошла на танцевальный поединок с Анкой. Мой запал был зажжён, и мне казалось, что я лечу, а не иду в клуб. Это было студенческое заведение при общежитии, все свои. Меня давно перестал смущать неизвестно кем и зачем установленный пилон на нашей маленькой сцене; особо смешно было, когда заведующий общежитием, маленький кругленький старичок с кавказским акцентом, произносил речь, опираясь плечом на этот самый шест. Старичка все любили, он был строг в словах, но тут же шутил, тем самым разряжая обстановку. В тот вечер перед дискотекой он тоже пришёл сделать важное объявление.
– Вы все – мои дети, я люблю вас, как собственных детей, хотя те слушаются лучше! Но если я у кого-то из вас найду следы распития спиртного, я не посмотрю, что вы мои дети, и выгоню вас! Сегодня мы потеряли троих наших братьев! Они устроили в комнате проходной двор! – произнося слово «двор», он взвизгнул. – Они разбили стёкла и заткнули окно одеялом! Они пропускали в общежитие опоздавших студентов и людей посторонней наружности! Я установил правила для блага всех вас и нас, и это непростительно! Вы разбили моё сердце! – он снова взвизгнул и в зале раздался чей-то смешок. – А вам смешно! Кому смешно?
Тут же его стали успокаивать и, в конце концов, заболтали. Началась дискотека.
Нас, соревнующихся, было несколько пар, все танцы были сплошным экспромтом, участники выступали по очереди. Победителя выбирали по громкости аплодисментов и визга болельщиков.
И я оказалась лучшей! Моё имя несколько раз объявили на весь зал. Правда, в подарок мне досталась бутылка виски. За ненадобностью я отдала её парням с моего этажа (с моего бывшего этажа).
Несколько раз меня приглашали на медленный танец. Я соглашалась, словно отрывалась напоследок перед заточением в тюрьму. Здесь мне всё стало родным, я могла быть собой, раскрыться перед людьми.
Домой я отправилась, когда была уже почти полночь, решила не тратиться на такси и прогуляться пешком. Редкий снег скрипел под ногами от крепкого мороза, не свойственного нашей широте. У меня тут же загорелись щёки и замёрзли колени.
Даже море, как сообщила мама, покрылось льдом! И этот лёд придавал мне спокойствие в том, что человек, которого я меньше всего желала видеть, не появится до весны или хотя бы до оттепели.
До моего нового дома было около трёх километров. Я старалась шагать быстро, спрятав нос в вязаный шарф и припоминая верную дорогу, чтобы не заблудиться. Можно, конечно, было вызвать такси, но я брезговала тратить не свои, а будто с подачки брошенные мне Седым деньги.
Людей на улицах почти не было, кроме чьего-то крупного чёрного силуэта метрах в пятидесяти от меня. На светофоре он поравнялся со мной. Я наблюдала за ним краем глаза и ругала себя за излишнюю подозрительность. Снова эта паранойя. Мало ли куда может направляться человек в капюшоне.
Я свернула во дворы, человек последовал за мной. Теперь я поняла, что мои подозрения обрели почву.
«Маньяк?» – в первую очередь подумалось мне.