— Всё ещё хочешь читать мои мысли? — спросил он напоследок уже более весёлым голосом.
Я ничего не ответила ему, заставила себя вымыть полы и заняться стиркой, которую откладывала уже неделю.
Дилан думал, что я просто любопытная маленькая болтушка, но на самом деле я приставала к нему со своими назойливыми разговорами, чтобы прощупать почву, лучше узнать его характер, заставить его открыться мне. Я верила, что в один прекрасный день он расколется и расскажет мне нечто, тщательно скрываемое ранее ото всех. Конечно, нелегко расколоть человека, не привыкшего ни с кем говорить по душам, но амбициозная я обещала себе решить эту непростую задачу.
Через пару дней после юбилея отца Дилан уехал в командировку на две недели. Я почувствовала, что мне не всё равно, но по-прежнему боялась признаться себе в этом.
Состояние тоски и влюблённости мешало мне сосредотачиваться на учёбе. Я садилась за книги и погружалась в полусон. В сообщениях я отвечала Дилану сдержанно вежливыми словами и стандартными фразами, и это стоило мне немалых усилий. Какая-то часть меня всё ещё соблюдала осторожность и считала, что нельзя вот так сразу раскрываться перед человеком и доверяться ему.
Большие надежды я возлагала на свой приезд в деревню. Я хотела развеяться, отвлечься от всего, натанцеваться до упаду. Но даже семейное чаепитие в этот раз было невесёлым. Вместо дискотеки мы остались дома, потому что Свете надо было рано вставать на работу, у мамы просто не было настроения и сил, а я недоумевала, что за глупые отговорки они придумывают?! В конце концов, я тоже заразилась унынием и мне перехотелось идти веселиться без них.
К полуночи мы с мамой остались наедине, и я, наконец, задала мучивший меня вопрос:
— Почему у Светы нет волчьего гена?
Мама пристально посмотрела на меня и, поняв, что я уже что-то знаю, призналась:
— Она — дочь старшего брата твоего отца. Какая-то уличная девка утверждала, что беременна от Стаса. Постоянно ходила вымогать у нас деньги, пока была беременна. Она родила и оставила Свету в роддоме. Мы не смогли бы отвернуться от малышки. Брат твоего отца так и не женился, потому что его невеста сильно заболела и умерла через несколько дней после своего семнадцатого дня рождения, а так как он сам был не совсем здоров, то не мог взять Свету себе. Позже здравый рассудок совсем оставил его, он был изгнан из деревни и вскоре умер. Так мы удочерили Свету, и для нас с твоим папой она стала родной.
— Мама… — я приложила ладони ко лбу.
С одной стороны, я обрадовалась, что мои предположения по поводу неверности кого-то из родителей отпали, с другой — была ошарашена открывшейся правдой.
— Это должно было открыться. — сказала она.
— Она знает?
— Да, знает, не так давно. Но она понимает, что это ничего не изменит, что мы всё так же любим её. Тем более, я, как никто другой, могу её понять. Я всегда знала, что Сашины родители мне не родные, но ни разу в жизни я не усомнилась в их любви ко мне. Так что все мы тут с непростой судьбой. Ничего… когда в её голове всё уляжется, она будет в порядке.
Я подошла к маме и обняла её:
— Мама, я горжусь, что у меня есть такая семья, я очень люблю вас со Светой… Она из-за этого такая грустная?
— Думаю, не только. Недавно приезжал Толик со своей новой женой.
Пару-тройку лет назад Толик, бывший приятель Светы из соседнего села, недолгое время ухаживал за ней, они даже целовались на новогодней дискотеке, но потом он поступил на службу и их дальнейшее общение не сложилось. Света до сих пор была немного влюблена в него, хоть и отрицала это.
Теперь мне стало ясно, почему моей сестре сейчас так тяжело, и начала переживать за неё ещё сильнее. Как бы она не натворила глупостей… На нервной почве Света вполне могла покрасить волосы в кислотно-зелёный цвет или вообще побриться налысо в знак протеста против неприветливой жизни.
До самого отъезда у меня было чувство, что я забыла что-то сделать или что-то сказать. Мысли о нарушенной семейной гармонии тяготили меня. Уезжая, я ощущала бессилие и злилась на себя.
В понедельник во время промежуточной контрольной выяснилось, что многих ответов на вопросы теста я не помню или не знаю. В расстроенных чувствах я непроизвольно, рыча, кинула ручку на стол, после чего она разлетелась на части. Вся группа тут же оглянулась на меня. Я попросила прощения, сдала недоделанную работу и вышла из кабинета. Время до закрытия читального зала я провела за книгами, навёрстывая упущенное.
Помимо умницы и паиньки во мне начала проявляться какая-то чертовщина: звериные инстинкты, желание заняться сексом, что-нибудь изорвать, сломать, беситься… В ночь на вторник мне приснилось, как я жестоко убиваю каких-то злодеев, как хрустят позвонки их шей, как я спускаю полуживые тела с лестницы. Помню, что делала это с удовольствием и мастерством.
«Надо же, — недоумевала я, — откуда это всё берётся?»