Пока ехали до Нижнего Волчка, Виталий Викторович разговаривал со своим водителем, не обращая на нас с Диланом никакого внимания, как будто нас не было в машине. Только на подъезде к посёлку, когда мы остановились перекусить в кафе, он спросил, какие у меня отношения с матерью (вопрос был явно с подвохом, ведь это мать, а не Седой, сдала меня). Я ответила, что он и без меня должен быть в курсе. Он издал короткий смешок и увлечённо занялся едой.
В кафе мне встретилась бывшая одноклассница Лера, работавшая там официанткой. Мы были рады видеть друг друга, я вышла из-за стола, чтобы пару минут поболтать, как живём, где учимся. Она загадочно улыбнулась, узнав, что молодой человек, сидевший рядом со мной, — это мой муж. Разумеется, ни о каких своих проблемах я не стала рассказывать. Если посмотреть на меня со стороны, я отлично устроилась, и всё у меня на зависть благополучно. Я вполне искренне улыбалась Лере, а ещё тому, что Дилан то и дело кидал в нашу сторону свой наблюдательный взгляд.
Короткой встречи хватило, чтобы во мне снова проснулось чувство ностальгии по прошлой жизни. Лера рассказала кое-что о наших общих одноклассниках: кто-то стал отцом, кого-то исключили из военного училища, а кто-то ушёл в армию (недавно была встреча, которую я пропустила по определённым причинам). Мы договорились как-нибудь списаться и подгадать удобное время, чтобы увидеться.
Лера призналась, что очень рада за меня (ей наверняка было известно о моём браке, который я сама когда-то назвала фиктивным), сказала, что тоже хочет перебраться в город, и отметила, как я похорошела (что вряд ли, после моих-то «приключений»).
Я смотрела на неё, как на невинную беззаботную пташку. Не сказать, что я пожелала бы поменяться с ней местами, однако я понимала, что не разделяю её восхищения моей жизнью. Уже давно не бывало дня, когда я не ощущала бы на душе тяжесть собственной демонической натуры. Как ни крути, а надолго забыть об этом не удаётся, а порой просто безумно хочется знать, что в твоей жизни всё чисто и прозрачно, как в аквариуме. В конце концов, мир полон всяких вещей.
«Возможно, придет время, и я обрету счастье, примирюсь с собой, и все остальные примирятся со мной», — надеялась я.
В кафе пришли новые посетители, и мы быстро распрощались. Я, наскоро и не ощущая вкуса, съела свой обед. Мы двинулись дальше. Старик и его водитель надели солнечные очки.
По моей наводке они узнали, где находится ежесекундно открытый вход в Верхний Волчок. Автомобиль остановился в тридцати метрах от обрыва. Дорога была усыпана следами колёс крупной техники, но по пути нам не встретилось ни души.
После получасового ожидания водитель заметил позади машины человека, идущего в сторону обрыва. Когда он приблизился к нам, я узнала в нём Захара. Он двигался к нам своей неуклюжей походкой, водитель окликнул его:
— Эй, парень, что это за дорога? Вроде раскатанная, а впереди обрыв…
— Да, обрыв, дальше дороги нет, — сбиваясь, ответил Захар.
— Хех, а ты тогда куда идёшь, да ещё с ружьём?
— А это… чаек стрелять.
— Ясно.
Захар не мог видеть меня за тонированным стеклом, зато я хотела выйти к нему и сказать, что жива и здорова. Почему-то я была уверена, что среди всех охотников именно он никогда не посмеет причинить мне зло. Мне хотелось, чтобы мы были друзьями, пусть он даже немного влюблён в меня. Вид у него был растерянный и подавленный. Хорошо ещё, что он не пострадал после того, как меня схватили.
Пришлось сказать Виталию Викторовичу, что этот парень приютил меня оба раза, когда я сбегала. Я попросила не трогать его. Мне было неловко говорить об этом: я знала, что Дилан очень болезненно воспринимает щекотливые подробности из моей тайной жизни.
— Мы знаем, где вход, едем дальше, — скомандовал Виталий Викторович, затем подал мне лист с маркером и попросил нарисовать примерную карту расположения объектов в деревне охотников в Верхнем Волчке и поставить к ним подписи.
Я почувствовала, что своими кривыми каракулями вношу весомый вклад в ход грядущей войны, что не зря провела в тылу охотников две недели.
Однако после Терешков мы долго шерстили всевозможные мелкие дорожки, но так и не нашли ничего похожего на ту деревню, где мне продали солярку, или заброшенную тюрьму.
Стемнело. Дилан не сказал ни слова за последние пару часов, а я уже не в силах была бороться со сном. Глаза закрывались, временами я пыталась вертеть головой, потягиваться, но спустя некоторое время отключилась.
Уже ночью мы остановились возле какого-то мотеля на трассе, Дилан меня разбудил. В полудрёме я перебирала ногами, чтобы подняться по скрипящей деревянной лестнице. Очень хотелось спать.
Следующий день начался так же стремительно, как и прошлый: завтрак, дорога, поиск по карте. Мы сворачивали почти на каждую более-менее разъезженную грунтовку. Меня поражал каменно-спокойный вид Виталия Викторовича, как будто время стало для него неподвижным.