Я поморщилась, пытаясь разгладить или соскрести неровность ногтями. Ничего не вышло. Кожа по-прежнему нещадно чесалась.
Мне осталось только вернуться за столик и отвлечь себя порцией супа. Дилан заметил моё ёрзанье и спросил, в чём дело. Я призналась. Его реакция была на удивление спокойной, он не спеша доел обед и наблюдал, как я заканчиваю свою трапезу.
Мы вернулись в кабинет. Мне было велено поднять блузку.
– Ба! Да у тебя лишай, милая моя! – воскликнул он и засмеялся.
Пожалуй, я впервые слышала от него такой непринуждённый смех.
– Какой ещё лишай?! Откуда у меня мог появиться лишай?
– Вот уж не знаю. Может, отголоски твоих не столь давних приключений? На обратном пути заедем в аптеку, ничего страшного.
До вечера я сидела в кресле и старалась забыть про зуд. Кое-как справилась с работой и поняла, что хочу хорошенько отдохнуть перед началом учебного года.
Дилан же, посмотрев на часы, понял, что пора собираться домой. Одного взгляда на меня ему хватило, чтобы прочесть мои мысли.
– Ну что, ещё не спишь? Ты готова?
Я послушно встала.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с улыбкой.
– Чувствую себя собакой. Не понимаю, что тебя так развеселило?
– В Верхнем Волчке это у детей как ветрянка: один раз переболеешь и всё, но пока ты лишайный, все тычут в тебя пальцем, дразнятся и обходят стороной.
– Но мы не в Верхнем Волчке! – с обидой в голосе возразила я.
– Но мы оттуда, – был ответ. – И успокойся, идём.
Дилан, которому довелось довольно много времени прожить в волчьей деревне, успел отлично изучить местные обычаи, мне даже показалось, что я услышала в его словах ноты ностальгии.
Пока он покупал лекарства в аптеке, я дремала в машине. Пожалуй, эта бумажная работа была совсем не по мне. Я давно не веселилась и не общалась с друзьями, которых у меня теперь не было. Сквозь дрёму я видела свою жизнь как бы со стороны, и страх постепенно захватывал меня. Получается, что, кроме вечно занятого Дилана, я ни с кем не могла поговорить, люди сторонились меня. Я не стала кривить душой: мне очень не хватало весёлых гулянок и танцев. Моя неугомонная натура требовала общения и радости.
Дилан обработал мою распаренную после ванны кожу мазью, затем сбегал к родителям и принёс ультрафиолетовую лампу.
Абсолютно нагая, я лежала на постели и не находила в себе сил подняться. И вроде надо было пойти на кухню, чтоб отварить хотя бы макароны, да нажарить котлет, но неприятное чувство высасывало из меня все силы.
– Давай закажем пиццу? – внезапно предложила я.
– Я тоже думал об этом.
Мой живот заурчал, как бы одобряя идею.
Мы сделали заказ и удобно устроились ждать в кровати.
– Ты выглядишь уставшей. Тебя что-то тревожит?
– У тебя когда-нибудь были друзья?
– Были в школе, в университете. Потом стали редко видеться, у всех работа, семья…
– У меня тоже… были… А сейчас единственный человек, с которым я могу поговорить, – это ты. Но и ты не особый любитель бесед. Мне не хватает праздников и беззаботного веселья.
– Взрослеть не всегда приятно. Это нормально. Со временем необходимость в друзьях отпадает, – успокоил меня он.
– Кто-нибудь из друзей знал про твой волчий ген?
– Нет, это табу. И ты должна была узнать об этом в первую очередь, и ни при каких обстоятельствах не выдавать тайну.
– Получается, я злостный нарушитель.
– Да, и учти: это сыграет свою роль против тебя в будущем. Сделай всё, чтобы больше не привлекать к себе внимания верховных.
– Я постараюсь.
Он гладил ладонью по моему телу, кожа откликалась едва заметными мурашками, было приятно. Я подставила голову, чтоб он покопался в моих волосах. Пришлось лежать на животе, чтобы не испачкать постельное бельё мазью.
Пиццу ждали целый час. Мы так проголодались, что съели всё до последнего куска, даже не почувствовали вкуса.
– Завтра тебе лучше остаться дома, – сообщил мне Дилан.
– Ты уверен?
– Да. Я вижу, что тебе не нравится бумажная рутина. Думаю, тебе надо провести несколько дней где-нибудь на курорте, поплавать в море, позагорать на солнце.
– А как же ты?
– У меня не получится. Слишком много работы, тем более, я вдоволь навалялся в больнице.
Заметив, что я мгновенно поникла, он спросил, в чём дело.
– Самое страшное для меня сейчас – это остаться одной. Одиночество станет для меня му́кой, а не отдыхом.
– Возьми с собой Свету, скажи, что может не волноваться о деньгах.
– Не знаю, согласится ли она…
– Ну так позови и сомнения отпадут.
Дилан не любил гадать, его устраивали только конкретные действия, и в этом он напоминал своего отца. Я вообще думаю, что из всех детей Владимира Александровича он больше всех походил на него. Наверное, Седой в молодости был, как Дилан: деятельный, решительный, резкий. Часто, когда мы спорили и ругались, он напоминал, что он и так довольно мягок со мной и что следует быть строже. Но после всего случившегося я вспоминала детство, как далёкий сон. Я уже не была ребёнком. При мысли, что жизнь всё больше напоминает войну, я начинала бояться будущего и цепляться за прошлое.