Волчья свадьба

Борис шел по длинному, пустынному проходу между двумя пятиэтажными домами. Света здесь было мало, асфальт выбит колесами машин и замусорен. Судя по всему, у местных дворников до этого участка городской территории хронически не доходили руки. Неожиданно из тени от стены отделилась какая-то угловатая фигура и стремительно ринулась ему наперерез, загораживая дорогу. Петрухин, еще не совсем отошедший от действия наркотика, с досадой вспомнил, что у него с собой нет табельного оружия, а реакция все еще оставляла желать лучшего. Но деваться было некуда – нужно было как-то реагировать на внезапное появление незнакомца.

– Ну что, чувак, – щелкнув пружинным ножом, со злым ликованием поинтересовался неизвестный, – накувыркался с Майей? Ща здесь покувыркаешься…

В долю секунды оценив остановку и догадавшись, в чем суть претензий этого странного, но опасного типа, Борис примирительно поднял руку и спокойным тоном уведомил:

– Слушай, парень, не глупи! Если ты меня ревнуешь к Майе, то можешь не кипятиться: у меня с ней ничего не было.

– Что, зассал?! – водя перед собой поблескивающим в темноте лезвием, презрительно рассмеялся ревнивец. – А ну лег мордой вниз и пополз по-пластунски! Живо!..

– А больше ты ничего не хочешь? – Борис понимал, что стычки следовало бы избежать, но в нем самом подспудно заговорило уязвленное самолюбие.

– Ах ты, гнида! Еще и кочевряжишься, урод? – неожиданно рассвирепел неизвестный.

Он накинулся на Петрухина, со свистом рассекая воздух ножом и вполне профессионально выставив блок свободной левой. Чувствовалось, что подготовку по ножевому бою он имеет вполне приличную. Отпрянув, Борис изготовился и, улучив момент, попытался выбить нож ударом ноги. Но выпад получился вяловатым, размазанным и своей цели не достиг. Ответом ему был издевательский, язвительный смех.

– Что, козел, свою сноровку приятнее под одеялом с бабой показывать? А тут слабо? – вновь изготавливаясь к атаке, глумливо поинтересовался ревнивец.

Предпочтя не ввязываться в словесную перепалку, Петрухин решил компенсировать притупление реакции тактической уловкой. Он сбросил с себя пиджак, и, держа его за воротник в левой руке, чуть пригнувшись, теперь уже сам пошел в наступление. Его противник, не разглядев в этом угрозы, продолжал изощряться в издевках:

– Ты глянь, ты глянь! Этот пидор своим пинжачком прикрыться надумал! А вот этого не хошь?!

Он снова ринулся вперед, явно намереваясь всадить Борису нож в левое подреберье. Но на сей раз его атака, так и не завершившись, в один миг обернулась полным поражением. Лезвие ножа пробило удачно подставленный пиджак, что, с одной стороны, изменило траекторию его движения, а с другой – на долю секунды привела в замешательство нападающего. Успев воспользоваться его заминкой, Петрухин удачно подсек его опорную ногу, и ревнивец тут же покатился по асфальту.

Вскочить на ноги он не успел – в его спину вдавилась чужая коленка, едва не сломав позвоночник. Одновременно на темя легла сильная пятерня, безымянный и средний пальцы которой, захватив глазницы, с хрустом рванули голову назад, к лопаткам. Оборонявшийся, в один миг превратившись в нападающего, подхватил с земли нож и безжалостно приставил его острием к горлу между кадыком и подбородком.

Судя по всему, ревнивец никак не ожидал оказаться в столь невыгодном положении. Еще минуту назад самоуверенный и дерзкий, теперь он был готов молить о пощаде. Мысль о том, что в любую секунду лезвие его собственного ножа, им же отточенного до остроты бритвы, полоснет по его беззащитной плоти, приводила в животный ужас и леденила кровь.

– Не… не надо… – переступив через самолюбие, промычал он, чувствуя, как немеет тело в ожидании страшного финала.

– Да, слабоват ты оказался на расправу… – не убирая ножа, задумчиво констатировал Борис. – Ну что, жить очень хочется?

– Да! – боясь шелохнуться, прохрипел ревнивец. – Простите меня! Простите!

Из его глаз побежали слезы, и он даже не поверил тому, когда неожиданно нож был убран и его отпустили. Сложив нож и сунув его в карман, Петрухин кончиками пальцев постучал по спине парня, все еще полулежащего на асфальте.

– Але! Вставай. Или теперь так до утра и будешь валяться? – без тени иронии или издевки спокойно спросил он.

Потрогав шею руками, как бы желая убедиться, что она цела и невредима, ревнивец поднялся на ноги, не зная, что сказать.

– А теперь я хотел бы услышать, с кем имею дело и с какой стати по отношению ко мне была проявлена такая хамская агрессия, – все тем же спокойным тоном поинтересовался Борис.