Волчья сыть

В знак своего расположения к приставу Трегубов велел подать прямо в спальню угощение, и полицейский из почтительности выпил несколько стаканов водки почти без закуски и, только отпущенный хозяином, съел целое блюдо свиного жаркого, после чего, наконец, отправился за арестантами.

Это редкое и интересное событие собрало у каземата всех без исключения способных передвигаться обитателей имения. Сам Трегубов, которому я не разрешил встать, наблюдал за происходящими событиями из окна. Пристав и урядники, как главные действующие лица, надулись от гордости. Они в данный момент олицетворяли собой величие закона и короны на глазах почтительной и благодарной публики. Тем более, что арестовывать им предстояло не какого-нибудь беглого крестьянина, а дворянина-душегуба.

Зрители толпились у входа в узилище, ожидая возможности насладиться видом поверженного узурпатора. Отдельную группу составляли мы с Алей и Иваном. По какому-то наитию свыше я прихватил с собой саблю и попросил Ивана на всякий случай зарядить пистолеты.

Не то чтобы мне хотелось своим воинственным видом пустить окружающим пыль в глаза, об этом я как раз не думал, у меня внутри присутствовала какая-то тревожная настороженность. Ожидать, что Иван Иванович, с которым я вполне справлялся один на один, может в присутствии полиции и толпы недоброжелателей представлять какую-то опасность, было нелогично. Тем ни менее, какое-то бессознательное предчувствие опасности заставляло быть настороже.

По приказу пристава сторож отомкнул дверной замок и распахнул тяжелую, оббитую металлом дверь.

— Выходите! — закричал полицейский в вонючую темноту. — Господин Вошин, выходите, говорю, именем закона!

Все с напряжением ожидали появления узников. Однако, из каземата никто не вышел. Пристав еще два раза воззвал к ним, все с тем же результатом. Спектакль давал сбой, и офицер начал сердиться. Он нахмурился и приказал урядникам:

— А ну-ка, братцы, помогите барину с барыней найти дорогу!

Унтер-офицеры, прислонив свои ружья с примкнутыми длинными штыками к стене, исчезли в темном помещении. Минуты две зрители таращились на вход, как вдруг животный крик боли и ужаса ударил по напряженным нервам. Люди невольно отшатнулись от дверей.

Крик возник снова, но тут же, захлебнувшись, оборвался, отчего всем сделалось еще страшнее. Неожиданно из дверей выскочил один из урядников с искаженным от ужаса лицом и окровавленной шеей. Он пробежал несколько шагов и, хрипя, упал под ноги остолбеневших зрителей.

Из его разорванной шеи хлестала темная венозная кровь. Второй унтер по-прежнему оставался внутри каземата.

Пристав побледнел и начал пятиться от двери, пытаясь вытащить из-за пояса пистолет.

— Выходи, говорю! — крикнул он ослабевшим голосом, переводя оторопелый взгляд с умирающего подчиненного на страшную черноту дверей.

В конце концов, ему удалось вытащить пистолет и взвести курок.

— Я кому сказал, выходи! — приказал он более уверенно.

Внезапно в дверях что-то мелькнуло, и из помещения выскочило огромное, серого цвета существо. Я не поверил своим глазам — это была здоровенная немецкая овчарка с окровавленной пастью.

Она в два прыжка настигла пристава и бросилась ему на грудь. Выронив пистолет, которым он так и не успел воспользоваться, офицер упал навзничь. Из его разорванного горла хлынула кровь.

Он попытался закричать, но крик тут же захлебнулся. Время для меня как будто замедлилось. Я начал видеть множество мелких деталей, фиксировать в памяти позы зрителей и выражения их лиц. Я успел разглядеть, что у овчарки слишком мощная для собаки шея и прозрачные холодные глаза. После этого я отметил для себя, что это никакая не собака, а самый настоящий волк.

В это время зверь напружинил лапы и повернулся всем телом в нашу сторону. Наступила мертвая тишина. Ужас сковал людей. Слишком все это было неожиданно. Я ощутил, что страх парализует меня. Такое случается в детских снах — хочется убежать, но нет сил сдвинуться с места.

Сейчас у меня был явный шанс не проснуться в испуге, а совсем наоборот, очень надолго уснуть.

Волк, между тем, стоял, не двигаясь с места. Его прозрачные глаза смотрели на меня в упор. Потом шерсть на его загривке начала подниматься дыбом, толстый хвост опустился к земле, губы растянулись, обнажив большие желтоватые клыки. Из пасти чудовища капала розовая, кровавая пена.

Перед зверем стояли, как загипнотизированные, тридцать человек, и никто не делал попыток напасть на него или хотя бы защититься. Слишком быстрой и страшной была развернувшаяся перед нашими глазами кровавая трагедия. Животный ужас перед безжалостным убийцей парализовал человеческую волю.

Мы стояли довольно далеко от входа в каземат, так что между мной и волком было метров пятнадцать, вполне достаточное расстояние, чтобы не дать неожиданно на себя напасть. Однако, это обстоятельство не сразу пришло мне в голову. Я, как и все, стоял в оцепенении, ничего не предпринимая.