Волчья сыть

Тот тотчас бросил на землю вилы и кинулся бегом выполнять приказание. Я решил узнать, зачем она нужна Костюкову, и вернулся к нему.

— Сейчас мальчик принесет. А на что вам эта лапа?

Тот посмотрел на меня открытым, очень бесхитростным взором и соврал:

— Для ворожбы.

— Понятно, — протянул я, хотя ничего понятно не было. — А дохлых лягушек, змей, тараканов вам не нужно? В городе у одного колдуна таких деликатесов большой запас. Я, кстати, у него книгу черной магии реквизировал. Жаль только, что она на немецком языке.

— Что за книга?! — встрепенулся Костюков и от волнения даже сел на своей лежанке.

— Раритетная, — непонятно для него ответил я. — В смысле, старинная, начала XVI века.

— Где она? — осипшим голосом вскрикнул волхв.

— В… — начал отвечать я, но не успел. В наш закуток как вихрь влетел мальчишка:

— Барин! Нету-ть лапы и волка нету-ть!

— Как это нет? — удивился я, — Он у барина под окном лежит.

— Вчерась лежал, а сегодня пропал. Куда делся, никто слыхом не слыхивал. Ты мне теперь пятачка не дашь?

— Дам, — удивленно сказал я, протягивая обещанную монету. — Ты хорошо смотрел? Может быть, его куда-нибудь унесли или зарыли?

— Никуда не уносили. Его по всему двору ищут. Сам барин из окна ругается!

— Что за чертовщина, — начал я, но меня перебил Костюков:

— Вы что, его просто так на улице бросили?

— В общем-то да, только оттащили к дому. Кто же знал, что на него воры позарятся!

— Это не воры, — мрачно сказал он, — это мы все оборотня прозевали. Что же ты, Иван? Григорьич человек молодой, неопытный, а ты-то куда смотрел?

— Дохлый он был, своими глазами видел! Мертвей не бывает, — воскликнул Иван. — Не мог он ожить! В нем три моих пули сидят, да еще здешнего помещика, и еще его благородие лапу ему отрубил!

— Не мог, да ожил! Моя вина. Прозевал! Я надеялся, что ты знаешь…

— Чего Иван должен знать? — вешался я в разговор, не понимая, о чем толкует Костюков. Я сам подходил к убитому зверю — он был мертвей мертвого, уже начинал коченеть.

— Разве ж его простой пулей возьмешь! Нужно было по крайности вогнать осиновый кол! — не ответив на мой вопрос, причитал волхв.

— Зачем ему осиновый кол, он, чай, не вурдалак, а оборотень! — сказал смущенно солдат.

— Был простым оборотнем, а стал оборотнем-упырем. Теперь его почти ничем не возьмешь. Промахнулся ты, долгожилый! Если его не найти до полнолуния и не добить, то…

— Вы хотите сказать, что убитый волк ожил и убежал? — уточнил я.

— Ох, беда, беда! — стенал Костюков, обхватив голову рукам. — Моя вина, проспал, пролежал на боку…

— Ладно, пойду, сам узнаю, что там случилось, — сказал я, прерывая его неконструктивные, на мой взгляд, причитания.

Глава четырнадцатая

У господского дома творилось нечто невообразимое. Под окнами с криками бегали люди в господском платье. Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад. Василий Иванович, высунувшись из окна, что-то кричал, показывая рукой на что-то лежащее внизу.

Я пошел выяснить, что его так взволновало. Пока я приближался к дому, он ненадолго исчез из окна, потом опять появился. Вид у него был непривычно взволнованный. Мягкая улыбка и плавность жестов исчезли — теперь это был типичный самодур-помещик.

— Розарий! — отчаянно завопил он. — Запорю!

Я удивился, мне казалось, что весь сыр-бор происходит из-за пропавшего трупа волка — оказалось, что хозяина волнует разоренный под окнами его спальни розарий.

Теперь мне было видно, что кто-то совершенно варварски переломал все кусты роз на великолепной клумбе. Я подошел и осмотрел землю и газоны от места, где вчера лежал волк, до самой клумбы. Следы уже порядком затоптали, но заметить, что по земле напрямик от дома к ограде протащили что-то тяжелое, еще было можно. Я подумал, что в разорении цветника виноваты не дворовые люди, тем более, подвыпившие гости, а наш исчезнувший зверь.

— Алексей Григорьевич, посмотри, что сделали с цветами эти варвары! Мои любимые розы! — со слезой в голосе закричал Трегубов, увидев меня.

— Вы не знаете, куда делся волк? — крикнул я в ответ.

— Какой волк! Посмотри, что сталось с моими розами!

— Кузьма Платонович, — остановил я шустрого старичка, суетящегося под хозяйским взором, — вы не знаете, куда делся труп волка?

Приживал, кажется, уже окончательно утвердившийся в роли домоправителя, ответил высоким, плаксивым голосом:

— До того ли нам, Алексей Григорьевич, посмотрите, какое у нас горе! Злые люди все наши любимые цветочки поломали!

Отвечал мне Кузьма Платонович неестественно громко, видимо, для того, чтобы хозяин услышал и оценил его преданность и рвение.

— Вы не приказывали его куда-нибудь убрать? — спросил я, чтобы окончательно удостовериться, что к пропаже волка местные обитатели и дворня не имеют отношения.

— Не приказывал, батюшка, да что он тебе сдался? До того ли нам теперь! Горе-то какое!