Волчья сыть

Я помог жене снять платье, и она стояла перед окном обнаженной, с порозовевшей от поцелуев Авроры светящейся кожей (я лихо придумал метафору в стиле XVIII века и невольно этому улыбнулся).

Аля в таких словесных изысках ничего не понимала и удивленно на меня посмотрела. Ее начинала бить нервная дрожь.

Я усадил ее на кровать и, вернувшись к столу, налил две рюмки водки.

– Думаю, нам стоит немного выпить, – предложил я.

Аля встала, когда я подошел к ней, и качнулась ко мне. Я машинально развел руки, чтобы не расплескать полные рюмки. Лица я ее не видел, только пушистые волосы, от света встающего солнца ставшие из пепельных медными. Новобрачная бросилась мне на грудь и тесно прижалась. Ответить я ей не мог, мне мешали полные посудины, которые я продолжал зачем-то оберегать. Вдруг у Али начали подгибаться ноги, и она опустилась на пол, скользя руками по моему телу. Теперь она стояла передо мной на коленях, прижимаясь лицом к низу живота, и крепко сжимала руками бедра.

Она замерла на несколько секунд, а потом начала гладить мое напрягшееся тело. Я продолжал неподвижно стоять и думал о том, как бы не подумать о том, что ей сейчас нужно сделать. Я боялся, что для нее это будет слишком круто…

Всегда мы, мужики, недооцениваем женщин…

…Водку спасти мне не удалось. Рюмки толстого, мутного стекла с глухим стуком упали на пол. Я погрузил пальцы в распущенные Алины волосы. В комнате было уже совсем светло.

Я смотрел, как она с жадным бесстыдством ласкает меня. Лицо ее напряглось, глаза были плотно закрыты. Меня пронзило острое желание. Я поднял ее на руки и бросил на кровать. Она изогнулась, откинулась назад и села, опираясь спиной о стену.

Я хотел притянуть ее к себе, но она поджала и широко развела ноги. Я смотрел на нее, освещенную нежным утренним светом. Чего-нибудь прекраснее и совершеннее трудно было себе представить. Я опустился на колени перед кроватью, закинул ее ноги на плечи и впился в ее плоть жалящим поцелуем.

Тело прекрасной женщины конвульсивно дернулось, и послышался сдавленный стон. Чувствуя, что она теряет сознание, я оторвался от нее. Аля не дала мне встать, она вцепилась в мои волосы и потянулась к моему лицу, ища губы.

Я ответил ей бесконечно долгим поцелуем. Потом я навалился на нее всем телом и сжал в объятиях. Она впервые сама помогла мне войти в себя, и мы начали любить друг друга со звериной, беспощадной яростью…

Первой моей отчетливой мыслью, когда я выкарабкался из глухого черного сна, было, что пропасть в сексуальных культурах мы, кажется, успешно преодолели.

Глава седьмая

Утром, сразу после завтрака, я отпра вился на примерку. Сюртук из «аглицкой» шерсти стал чуть более ладным со вчерашнего дня, но требовал еще много переделок. Фрол Исаевич был недоволен моей привередливостью, но я не шел ни на какие уступки и настаивал на своем. В конце концов, за те деньги, что я ему плачу, можно и постараться.

После примерки я пошел навестить владыку. Ночью, после венчания, выглядел он совсем плохо, и я опасался за его здоровье. Встретил меня отец Никодим с заплывшими глазами, грустный и неопохмеленный.

Он только что кончил утреннее богослужение и, как мне казалось, в мечтах воспарял не столько к Господу, сколько к огуречному рассолу. Мой приход мог отстрочить это профилактическое мероприятие и из-за этого его огорчил. Я извинился за ранний визит, объяснил, зачем явился и, более не задерживая доброго пастыря, прямиком отправился к епископу.

Архиерей совсем расхворался и тихо лежал, с христианским смирением принимая плотские муки. Я поменял ему рассасывающие лепешки и, не случайно, как вчера, а намеренно, начал водить ладонями над пораженными болезнью участками кожи. Удивительно, но я начал чувствовать, в каких местах владыке особенно больно.

Ладони ощущали состояние больного и могли отличить локальные участки, пораженные болезнью. В свою очередь, как после сеанса рассказал епископ, при приближении моей руки он сразу начал чувствовать облегчение.

Успех меня вдохновил, я начал понимать, что последние успехи в лекарстве не простое совпадение, и рассчитывал проверить свой внезапно появившийся талант на других больных. Осталось дождаться, когда появится подходящий объект.

Вернувшись в дом портного, я заметил, что Аля какая-то подавленная и избегает смотреть мне прямо в глаза. Я сначала не придал этому значения, но вскоре сообразил, что она стыдится своего вчерашнего «орально-сексуального» порыва.

Пришлось змеей вползать в податливую женскую душу и лестью врачевать язвы совести. Девушка долго крепилась, пытаясь разыграть извечную постлюбовную женскую карту: «Теперь ты меня не уважаешь». Однако, в конце концов, не выдержала любовного натиска и развеселилась.

Опять между нами началась возня, которая известно, чем обычно кончается. Пришлось усилием воли взять себя в руки. Я ждал наплыва пациентов и удержался от соблазна.