Волчья сыть

Дальше мы отправились вдвоем. По дороге разговор коснулся политики, естественно, французской. Виконт, как мог по-русски, живописал падение Бурбонов, бегство аристократов из страны и ужасы революции. Почти вся его семья или погибла, или пропала без вести, а он без копейки за душой оказался в России. Наплыв эмигрантов сбил цену на услуги гувернеров, и ему с трудом удалось устроиться в небогатую провинциальную семью.

За восемь лет, что он здесь прожил, де Шантре так и не научился толком говорить по-русски, и все его интересы были сосредоточены лишь на мятежной Франции.

Я, по возможности, участвовал в разговоре, осудил Марата с Робеспьером, террор и продажную Директорию.

Про последние изменения на родине де Шантре не знал, и я попытался просветить его на чистом французском языке:

– Наполеон Бонапарте женераль де Корсика прима консул. Директория – крах. Революсьон – крах, Франс – империя – милитаристате.

Однако, виконт так зациклился на событиях восьмилетней давности, что никакие Наполеоны и факты «новейшей» истории его не интересовали. Все силы своей души он отдал ненависти к революции и ее вождям, давно покойным.

Наш спотыкающийся разговор мне вскоре наскучил, и я перестал в нем участвовать, что позволило собеседнику перейти на родной язык и проклинать своих обидчиков с театральной патетикой. Внезапно на полуслове де Шантре замолчал и, забыв про «революсьон», попросил по-русски:

– Момент, ожидать чуть-чуть.

После чего бросился в сторону большого барского дома, мимо которого мы проходили. Через пять минут, так же внезапно, как исчез, француз появился с двумя учебными шпагами с затупленными концами.

– Репете турнир, – сообщил он, и мы отправились дальше.

Во дворе портновского дома царило оживление. Все домочадцы толклись вокруг моего нового экипажа. Я сам с интересом рассмотрел, что мне подарила судьба.

Коляска была не новая, но очень приличная. Лак на ней кое-где поистерся, как и краска на кожаных сидениях, но в остальном она была изящна, легка и на хороших рессорах.

Впряжены в нее были две симпатичные гнедые лошадки.

Мое неожиданное приобретение произвело на окружающих большое впечатление. Было похоже, что наше с Алей появление в доме портного внесло элемент романтики и авантюризма в скучную жизнь маленького городка, что принесло нам популярность.

Когда страсти вокруг экипажа улеглись, я познакомил Алю с французом. Моя жена была одета как мещанка и особого интереса у виконта не вызвала.

Однако француз есть француз, виконт рассыпался перед ней в комплиментах, из которых я понял только слова «шарман» и «о-ля-ля». Проговорив десяток дежурных фраз, он потянул меня мериться силами в фехтовании.

Мне самому было любопытно сравнить свое умение с искусством настоящего фехтовальщика. Чтобы не вызывать ненужного ажиотажа, я повел соперника в Иванов сарай. Мы раскрыли настежь двери, чтобы было достаточно света, и сняли верхнее платье.

Первая атака была виконта. Он провел серию изящных ударов, зрелищных, но, по сути, простеньких. Я легко их парировал и оставил его без очка. Француза это немного удивило. Мне не очень хотелось демонстрировать ему технику нападения XX века, и я предоставил ему учиться у меня защите.

Вторую атаку он организовал более тонко и тактически грамотно, используя весь арсенал известных ему приемов. Я вполне сносно ему противостоял и при контратаке нанес укол в руку. Де Шантре это обескуражило, и он начал горячиться.

В наше время у фехтования совсем другая техника и рисунок боя, чем это было в старину. Д'Артаньян с Рошфором могли по полчаса гоняться друг за другом, состязаясь в остроумии и роняя мебель.

В наше время бой проходит очень быстро, спортсмены бьются не за жизнь и смерть, а за очки. Принцип прост: атака – укол. Все длится несколько секунд. Думаю, что столько же времени продолжалась бы моя дуэль с французом, если бы нам драться по-настоящему.

Виконт, без сомнения, был талантливый и грамотный боец. Я по природным данным не шел с ним ни в какое сравнение. Однако, у меня была более совершенная методика, которую соперник не понимал. Так же, как он зациклился на своем «революсьон», де Шантре никак на мог преодолеть задолбленных правил и каждый раз проигрывал.

Фехтовали мы без масок, что было опасно для глаз. Поэтому после десятка контактов я сослался на усталость и прекратил бой. Француз был взбешен, он никак не мог понять, почему ему не удается меня достать. Однако, вел себя по-прежнему галантно.

Его состояние было понятно, он считал себя великим фехтовальщиком и вдруг случайный прохожий, встреченный на задворках варварской России, спокойно отражает и выигрывает все до одной его атаки. Думаю, ему было, от чего прийти в бешенство.

Расстались мы довольно холодно, договорившись, что виконт придет завтра к девяти утра заниматься с Алей. Он взялся учить ее манерам, танцам и языку. Свободного времени у француза было сколько угодно, его хозяева уехали всем семейством на богомолье в Новый Афон. Об оплате благородный эмигрант не обмолвился ни словом.