Волчья сыть

Так что званый обед, можно сказать, удался. Непонятно было только, с чего это мы так веселимся. Впрочем, до бала и танцев дело не дошло. Музыканты три раза подряд исполнили одно и то же музыкальное произведение и, обласканные аплодисментами, удалились. Видимо, оркестр Трегубов завел совсем недавно, и тот еще не наработал достаточный репертуар.

На Алю музыка произвела огромное впечатление. Это была ее первая встреча с «большим искусством». Я, понятно, никаких критических замечаний не делал и, чтобы ее не обижать и не разочаровывать, старался об этом хаосе, слегка организованном гармонией, не думать.

Не дожидаясь начала разъезда гостей, мы незаметно ушли к себе и закончили вечер вдвоем. Нам было удивительно хорошо и покойно. Мы целовались, стояли у вечернего окна, держа друг друга в объятиях, потом лежали в постели и занимаясь любовью. Было замечательно побыть просто так, вдвоем, отгороженными любовью от всего остального мира. Утомленные ласками, мы вскоре уснули. Аля положила мне голову на плечо и мирно сопела в ухо, а я в полусне оберегал ее от чего-то и заботливо прикрывал одеялом.

Жизнь была полна и прекрасна. Мы молоды и влюблены. Стояла теплая летняя ночь, все было прекрасно, мы крепко спали, еще не зная, что провели один из самых спокойных и счастливых дней своей недолгой семейной жизни.

Глава семнадцатая

Двести метров молодого леса мы преодолевали больше часа. Деревца росли так плотно друг к другу, что приходилось буквально прорубаться и продираться сквозь их непроходимые заросли. И ещё в лесу было так душно и влажно, что пот заливал лица, привлекая тучи мошкары.

Этот лес имел самую дурную славу в округе, поэтому мы и решили начать именно с него. До заклятого места, сколько позволяла заросшая травой дорога, нас довезли на телеге. Доставив нас на место, возница вернулся в имение, и дальше мы пошли пешком.

– Тут самое гиблое место и есть, – в который раз повторял кузнец Тимофей, словно извиняясь за непроходимую дорогу.

– Много здесь людей-то сгинуло? – поинтересовался у него Иван, когда мы, выбившись из сил, присели отдохнуть на случайно попавшейся в чащобе полянке.

– Этого не скажу, кто ж сюда попусту пойдет: от деревень далеко, и опять дороги нет. Ежели только кого нужда загоняла. Слышал, что пастушок искал тут пропавшую корову и сгинул. Вроде он сиротой был, без родителев, и никто его не хватился. Может, волки задрали, али сам насмерть заблудился. Кто его знает. Барин еще один из мелких поместных на охоту пошел, и с концами. А больше ни за кого не скажу, врать не буду, не знаю.

– Гиблые места, – согласился Иван, подозрительно глядя по сторонам. – Тут целым полком человека не сыщешь. Это само собой!

– А я что говорю! Гиблое место! Только сам Лексей Григорьич в такое просился. Я упреждал!

– Будем искать тропинку, – стараясь придать голосу уверенность, сказал я, начиная жалеть, что выбрал для поисков именно это направление.

Никаких следов пребывания людей здесь не было и, судя по всему, Вошин вряд ли стал бы делать себе схрон так далеко от имения. Однако, коли мы уже все равно оказались здесь, возвращаться не имело смысла. Стоило пройти как можно дальше вглубь леса, чтобы с чистой совестью исключить это место из перечня подо зрительных.

– Тимофей, ты не знаешь, что за этим лесом?

– Деревенька Дерюгино, – подумав, ответил кузнец, – однако до нее далеконько будет, верст тридцать с гаком.

– Тридцать верст таким лесом мы и за три дня не пройдем, – задумчиво сказал Иван. – Нужно выбираться из мелколесья и искать проход, здесь мы только теряем время.

В его словах был резон, но только где искать этот проход, было непонятно.

– Пошли по кругу, может, где и найдем путь, – предложил Тимофей.

– Ладно, – согласился я, – давайте попробуем. Если в глубине леса кто-нибудь живет, то должны же они как-нибудь туда попадать. Только смотрите в оба, прозеваем тропинку – зря потратим время и силы.

Мы прервали привал, встали и пошли перпендикулярно прежнему азимуту. Сначала идти было так же тяжело, как и раньше, но потом мелколесье немного поредело, и дело пошло легче.

В этой части леса больших деревьев не было, он рос на месте лесного пожарища, случившегося в здешних местах в 1789 году, в большую засуху. Как памятники этого страшного бича лесов еще изредка попадались обугленные стволы деревьев, до сих пор не съеденные сыростью и временем.

Время приближалось к полудню.

По-прежнему ничего интересного нам на пути не попадалось, к тому же меня начала доставать мошкара, а комары – те совсем обнаглели – кусали во все доступные места.

Нужно было на что-то решаться, и я хотел уже предложить поворачивать в сторону дороги, когда Иван, шедший несколькими саженями левее меня, что-то заметил и негромко свистнул. Мы поспешили к нему.

– Тут кто-то ходил, – сказал он, присаживаясь на корточки и указывая на примятую траву.

– Может быть, это какие-нибудь звери? – предположил я, не замечая на земле ничего необычного.

– У зверя другой след, – категорически заявил он, – здесь шел человек в лаптях.