— У Бармалея был сын, — задумчиво произнес Фашист. Сейчас он, как и минуту назад Христофоров, никого не замечал вокруг себя. — Еще до первой отсидки он сошелся с какой-то шмарой. Она и по тем временам была конченой, бухала, кололась, в общем, не человек, барахло. Как там было, я не знаю, но только забеременела она, а Бармалей с парой подельников подломил сейф в Ювелирторге. Но ничего не получилось, повязали их, шмара тут же решила делать аборт. Что-то у нее не получилось, в общем, родила. На свет появился умственно отсталый уродец. Шалава оставила его в роддоме, правда, сама недолго погуляла, через месяц по пьянке угодила под поезд. А Бармалей сына время от времени в интернате, куда его определили, навещал. Оказывается, вот для чего, подставу готовил, сука, вместо себя. — Фашист так ударил по столу, на котором стоял ноутбук, что компьютер даже подпрыгнул.
— Это еще не все, — продолжал Христофоров. — Самое сенсационное дальше. — И снова стал читать: — Анализ и сравнение ДНК подтвердило идентичность Пяткова Валерьяна Сергеевича, Пяткова Ильи Валерьяновича и... — Владимир замолчал. В резиновом гидрокостюме, обвешанный оружием и боеприпасами, он и так неимоверно потел, а тут еще такое...
— Ну, чего ты замолчал? — в нетерпении поторопил Фашист. — Дочитывай, если уж начал.
— ...и Давида Израилевича Клоцмана, — наконец выдавил из себя Христофоров.
— Это что, глупая шутка или бред? — по-своему растолковал услышанное авторитет. — Откуда у ФСБ образцы крови Клоцмана?
— Три года назад у него была болезнь Боткина, и он лежал в ЦКБ. Наверняка оттуда, — проявил осведомленность Христофоров.
— Они что, родственники были? — не осознав до конца известие, неуверенно спросил Фашист.
— Нет, — покачал головой чекист. — По мнению экспертов, это одно и то же лицо.
— Ты хоть сам веришь в то, что только что зачитал? — устало спросил Фашист.
— Конечно, — кивнул Христофоров. — Над этой бумагой трудился целый информационно-аналитический отдел ФСБ. Так что...
— Хотя... — Фашист подумал. — Пожалуй, я верю чекистам. Бармалей всегда был артистом, как только попадет за решетку, сразу же организовывает драмкружок и играет в нем главные роли. Любил он все эти переодевания. И всегда повторял: «Я еще не сыграл своей главной роли, когда сыграю — весь мир зарыдает». Ради задуманного он мог стать не только Клоцманом и даже сделать себе обрезание, но и каким-нибудь черномазым Чомбой. Он такой, кровопивец!
— Интересно, что на сей раз задумал этот комик на сцене жизни? — сказал Христофоров.
— Найдем Кольцова и все выясним, — подал голос молчавший до сих пор Улнис.
Бело-голубой транспортно-боевой вертолет «КА-29» сдвоенными винтами молотил воздух. Оружие и боеприпасы уже лежали в салоне, теперь Улнис выслушивал последние наставления Христофорова.
— Вас встретят и доставят к месту засады. Держите постоянную связь с «Забиякой», оттуда получите команду к действию. Все ясно? Через пять часов в городе будет «Альфа», и если мы к этому времени не вытащим Глеба, то живым его уже вряд ли увидим.
Прибалт кивнул в знак согласия.
— Тогда с богом, на погрузку. — Прощание было коротким. Теперь на палубе остался один Фашист. Владимир подошел к нему и сквозь рев вертолетных двигателей прокричал: — Вас доставят прямо в аэропорт к московскому рейсу. Теперь вы сможете рассказать все об убийстве смотрящего и куда делся общак.
— Можешь не сомневаться, эта гнида за все заплатит, — так же громко ответил воровской эмиссар и, пожав Христофорову руку, бегом направился к вертолету.
— А я и не сомневался, — негромко произнес чекист, наблюдая, как винтокрылая машина, оторвавшись от палубы, взяла курс в сторону берега.
Глава 4
Несмотря на доверительную беседу, Георгиев Глебу не особо доверял. И, как тому казалось, он сейчас мучительно раздумывал, как поступить с бывшим учеником. С одной стороны, ему не хватает настоящих профи, но с другой стороны, молчат только мертвые. И, как профессионал, Станислав Васильевич это хорошо понимал.
Вечером Георгиев предложил вместе поужинать. Стол накрыли прямо в рабочем кабинете Профессора, на старинной фарфоровой посуде подали отварную форель под пикантным соусом, говяжий язык под майонезом, слоеные пирожки с начинкой, на огромном блюде тонкими пластами лежали несколько сортов сыра. В центре стола установили длинную бутылку венгерского «Рислинга».
— Богато живете, — почти восхищенно произнес Кольцов
— Привычка — вторая натура, — как-то смущенно ответил Георгиев. — Правда, теперь приходится питаться все больше отварной пищей. Сам понимаешь, возраст такой, когда уже не до излишеств.
После ужина Георгиев не спешил отпускать пленника в опочивальню с узким зарешеченным окном.
Нетрудно было догадаться, что старый волчара чего-то ждал, а может, кого-то...
И, как бы в подтверждение этих мыслей, в дверь постучали.
— Войдите, — громко произнес Профессор, держа в руке бокал с недопитым вином.