…На полигоне «бабаи» по пять в ряд ложатся на плащ-палатки, расстеленные на земле, по команде взводного офицера, ответственного за стрельбы, ведут огонь одиночными выстрелами по мишеням, находящимся от них на расстоянии ста метров.
Каждому выдали по три новеньких зелёных патрона, металлически пахнущих ружейным маслом. Дробышев, отстрелявшись, ждёт команды. Он лежит крайним справа.
– Оружие к осмотру! – подаёт голос подошедший лейтенант Асоулко, командир 1-го взвода.
Сергей, оттянув до упора упругий затвор, показывает автомат офицеру.
– Осмотрено!
Сергей отпускает затвор. Нажимает на спусковой крючок, ставит автомат на предохранитель…
Асоулко идёт дальше. Осмотрев, командует:
– На осмотр мишеней… шагом-марш!
Сергей подрывается, идет вместе с другими осматривать мишени. В груди нетерпенье. Какой же результат?
Подойдя к своей мишени, уже ищет среди многочисленных отверстий, обведенных мелом, свои...
Вот, они: восьмерка, шестерка… Еще одного отверстия на нашел. Значит, одна из пуль прошла мимо. Итого, четырнадцать очков. Плохо. Очень плохо.
Нужно, восемнадцать.
… Обратной дорогой они снова бегут. Долго, изнурительно. Леском, рощицей, мимо пруда… И снова старший сержант Гейбатов погоняет их криком…
Сегодня утром, перед стрельбами, солдат как нарочно сводили в баню. Начисто вымылись под горячей водой, почувствовали себя бодрей, как будто бы моложе… Им выдали свежее бельё, чистые портянки. Ах, как приято их наматывать на ноги!
Но сейчас, после полигона, на тридцатиградусной жаре, они бегут по пыльной дороге, обливаясь потом, усталые, измученные от жажды. Их лица в грязных разводах. Пот струиться по щекам, едко жжёт глаза, течет по шее… Ноги в сапогах горят, портянки сбились, натирают мозоли…
Дробышев бежит и, облизнув солёные губы, возмущённо думает: «Какой дебилизм! Какой дебилизм! Ну что нельзя было в баню сводить нас под вечер, после стрельб?.. Нет, такое ощущение, что это словно специально нам сделали… чтоб насмеяться над нами… Вот, вам чистая одежда, а теперь пожалуйте, на марш-бросок… пять километров».
Глава 10
– Батальон, подъём! – заорал дневальный в шесть утра.
Дробышев вместе с остальными «гусями» тут же подорвался, соскочил со второго яруса койки на паркетный пол, стал торопливо одеваться. За полгода, проведённых в армии, Подъём вошёл в привычку. Мозг к шести утра просыпался самостоятельно.
Старослужащие и «черепа» продолжали ещё лежать в койках. Утренний сон так сладок! И как неохота вставать!
Дробышев им завидовал. Но ему как «гусю» поваляться лишних пятнадцать минут в койке было нельзя: «не положено». Одевшись, он быстро заправил свою кровать, не умываясь, схватил веник, стал подметать в кубрике. Остальные «гуси» тоже «шуршали»: Арбузов протирал пыль с подоконников; Вдовцов катал Вербина на «машке», натирая пол.
В кубрик зашёл прапорщик Конь, ответственный по БАТО.
– Ну-ка, пидийматэсь! Пидийматэсь!
«Черепа» с неохотой стали подниматься. «Деды» продолжали лежать.
Ответственный подошёл к койке, где лежал Куриленко, сказал:
– Солдат, я що прыказав? Пидиймайся!
– Слышь, Конь, отвали! – повернув недовольное сонное лицо, сказал Куриленко. – Я – старик. Мне по сроку службы положено.
Конь, не возразив, ушёл будить остальные кубрики. Он решил не связываться с рядовым Куриленко: во-первых, это было бесполезно, потому как Куриленко, будучи солдатом РМО, ему никак не подчинялся; во-вторых, Куриленко был разгильдяй, злостный нарушитель воинской дисциплины; в-третьих, несколько месяцев у Коня с ним был конфликт, когда Куриленко, пьяный, необычайно агрессивный, размахивая руками, едва не ударил его по лицу и прилюдно обложил матом…
Но вскоре в кубрик РМО зашёл ротный капитан Иголка.
– Цэ шо таке? – закричал он, увидев лежащих «дедов».
Деды повскакивали. Ротного они боялись.
– Ну-ка, на зарядку! Швыдше, швыдше!
Ротный, посмотрев на месячный график, составленный старшиной по уборке в кубрике, недовольно рявкнул:
– Куриленко, я нэ зрозумив?
Рыжий виновато улыбнулся. Ротный, отвесив ему звонкого подзатыльника, заставил делать уборку. Остальных простроил в коридоре БАТО, провёл утреннюю проверку и вывел роту на улицу. Было холодно и сыро. Ночью опять прошёл дождь.
– Так, давайте три круга, и в казарму! – скомандовал ротный.
Строй тяжело побежал, грохоча сапогами по асфальту, а ротный остался курить у крыльца «базы».