волчья жизнь, волчь законы...

Прибыл ещё один молодой «дед» из роты охраны – Борис Хомутинников. Сослуживец Зоны по роте охраны. Он был призван из Енакиево Донецкой области.

Однажды вечером «деды» захотели выпить. Они предложили Дробышеву и Николаеву. Скинулись деньгами, на две бутылки водки.

– Бахмача с Тормозом посылать бессмысленно, – сказал Зона. – Они не знают, где баба Аня живёт. Деды, понятное дело, за водкой не пойдут. Срок службы не тот. Так что, господа черепа, решайте, кто из вас гонцом пойдёт?

– Давайте я схожу, – предложил Дробышев. – Только пусть Бахмач со мной пойдёт. Он должен знать точку. На будущее пригодится.

– Что ж… давайте, – согласился Зона.

…Гонцы вернулись с водкой. Вошли в санчасть без приключений. Пронесли бутылки в палату, спрятали под подушками.

После отбоя палата «бухала». «Шнэксам» водки не давали.

– Вам по сроку службы не положено, – говорил Зона, разливая водку по кружкам.

А потом, когда водка закончилась, Хомут с Пильчуком жестоко избивали молодых. Злоба их была бессмысленна. Агрессия, вызванная водкой.

Зона молодых не трогал. Он лежал на кровати, равнодушно глядя на то, как Хомут и Пильчук били «шнэксов».

Среднего телосложения, смуглый, с вытянутым подбородком, Хомут наносил удары в грудь кулаком зажатому в углу Стёпке Тормозу. Хомут с самого начала его невзлюбил. Цеплялся к нему по малейшему поводу.

Стёпка ходил по санчасти затравленно. На груди у него были крупные синяки.

Он боялся войти в палату и, порой, вечерами прятался на лестнице, у чердака. Но Хомут, заметив этого, жестоко избил его.

– Ты что, сука? Ты шо самый умный?

Зона сказал:

– Стёпка, ты сам виноват. Чего ты ныкаешься? Санчасть маленькая. Здесь спрятаться негде. Тем, что ты ныкаешься, ты ещё больше злишь нас. У тебя всего два выхода: либо покончить с собой, либо выписаться из санчасти. В любом другом случае тебе придётся нас терпеть.

– Я убью тэбэ, мразь! – крикнул Пильчук, кидаясь на Стёпку.

Но Зона остановил его.

– Не надо. Не трогай… А то он и вправду наложит на себя руки. Мне такого конца на хрен не надо. Итак, три года за дезертирство светит. Еще пятерку за доведение до самоубийства накинут.

– Зона, а когда тебя загребут? Не слышно? – спросил Хомут.

– Как гипс снимут, сразу на СИЗО увезут.

– А гипс когда?

– На этой недели обещали.

– И шо ты думаешь? Снова бежать?

– А-а… смысла нет. Всё равно поймают. А мне, по ходу, на роду написано: в каземате гнить. И погоняло вполне подходящее…

– Я тебя, братан, не пойму. Чего ж ты тогда три недели назад с казармы рвануть пытался?

– А хрен его знает, – пожал широкими плечами Зона. – Думал, выгорит рывок. Не выгорело. Значит, судьба такая. Сказано ж: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

– Весёлый ты человек, Зона. Удивляюсь тебе, – с улыбкой говорил Хомут.

– А чего грустить? Один раз живём, поэтому надо брать от жизни всё. А грустить к чему? На свете итак не всё совсем в порядке. Главное на это не особо обращать внимание. Не грузись, Борян, и всё будет пучком, – сказал Зона в дверях палаты. Он собирался к свой любовнице.

Как-то днём, когда «шнэксы» ушли на процедуры, Зона, подозвав к себе Хомута, тихо сказал:

– Борян, совет тебе дам. Чисто по-дружески. Поменьше цепляйся к Тормозу. Не нравится он мне. Либо он шакалам на тебя стуканёт, либо действительно, не дай бог, на простыне вздёрнется.

– Не вздёрнется. Он у меня всё время на виду.

– Ладно, я тебя предупредил. А ты уж думай… У тебя своя башка на плечах.

В тот же день с Зоны сняли гипс, и его увезли под конвоем. Без него жизнь в палате стала скучнее. Хомут, вняв его совету, перестал бить Стёпку. Зато всю свою злобу перенёс на Басмача.

Однако через два дня в санчасти произошёл случай, после которого Басмача зауважали.

Глава 36

Дело было так…

После Отбоя его послали за водкой. Санчасть была закрыта. Ключи находились у медсестры.

В этот день выпало дежурство Веры Петровны. Сидя у себя в комнатушке, она читала любовный роман. Дверь её была приоткрыта, и сумрак коридора рассекала полоса света.

Басмачу пришлось спускаться со второго этажа на связанных между собой простынях. Спустился он нормально. Сбегал к тёте Ане. Без приключений вернулся к санчасти, подошёл к окнам палаты. Ему скинули конец «лестницы». Басмач привязал к ней бутылку. Бутылку затащили на верх, а потом скинули конец простыни.

Дробышев, Бутка и Хомут держали простынь. Басмач поднимался. Он почти уже залез наверх, но тут один из узлов развязался…

И Басмач упал на снег.

– Ну шо там? – свесившись с подоконника, спросил его Хомут.

Басмач поднялся. Лицо его было перекошено от боли.

– Кажись, руку сломал, – сказал он, задрав голову.

– Во, бл…, – выругался Хомут. – Это ещё не хватало.

Надо было что-то делать. Басмача каким-то образом надо было затаскивать в санчасть. Дело было подсудное…

Все, кроме Степки Тормоза, спустились на первый этаж, в мужской туалет.

Благо, к тому времени Вера Петровна, закрыв дверь и потушив настольную лампу, легла отдыхать.

Окна в туалете были наглухо забиты гвоздями.

– Нужна газета, – сказал Хомут.