Волчья звезда

Туман над водой чуть рассеялся и стало видно, что кое-кто все же уцелел — но их закрутило и отнесло на мелкие островки, цепочкой растянувшиеся чуть ниже по течению; теперь они выбрались на берег, отряхиваясь, точно собаки. Но пылу это им не поубавило — если бы можно было убивать взглядом, от нас бы уже ничего не осталось.

Зато полоса воды между островом и дальним берегом была совершенно пустой и отсюда бьщ виден протянувшийся от нашего островка язык отмели; нам и плыть-то почти не придется. Улисс все еще топтался на месте, с надеждой глядя на светящееся туманное облако, переливающееся над водой, потом вздохнул и последовал за Мной. Берег здесь густо порос ивняком, даже из /воды торчали кусты, высокие, выше моего роста, Улисс все время оглядывался — наверное потому все и случилось.

Что-то плеснуло в зарослях, я поначалу решила, что мы вспугнули птицу или выдру, которых тут тоже водилось достаточно, но тут же поняла, что ошиблась. Кожан стоял у самого уреза воды, еще двое кочевых выскочили из кустов и теперь оказались у нас за спиной.

— Так я и знал, что мы с вами встретимся, друзья мои, — сказал он, ухмыляясь.

Улисс застыл, вытаращившись на него, палец его раз за разом нажимал на выступ в рукоятке оружия, но то почему-то не стреляло. Зеленый огонек на укрепленной сверху плоской коробке сменился красным.

Кожан кивнул одному из своих, и тот бросился на меня; я попыталась добежать до воды — пустое дело. Он догнал меня одним прыжком, схватил за волосы и швырнул на землю. Потом рывком вздернул на ноги, как я ни кусалась, как ни царапалась, и, зажав правой рукой, левой приставил к горлу мой же собственный нож.

Улисс отчаянно лупил ладонью по коробочке и вытряс-таки что-то из своего оружия — красный огонек сменился зеленым. Кожан за все это время не произнес ни слова и не пошевелился, лишь наблюдал за ним насмешливо прищуренными глазами.

Улисс, похоже, взял себя в руки — он выпрямился и молча, с непроницаемым лицом направил невидимый луч на ближайший куст ивняка. Тот зашипел, потом листья почернели, свернулись в трубку и вспыхнули. Слабый ветерок раздул пламя, на меня потянуло жаром.

Улисс перевел оружие на Кожана. — Отпусти ее, — сказал он. Кожан даже не пошевелился.

— Разумеется, нет, друг мой Улисс, — сказал он. — Я тебя уже немножко знаю. Ты не выстрелишь. Поскольку, если ты убьешь меня, девчонке тут же перережут глотку. Будь ты настоящим человеком, ты бы выстрелил — я бы на твоем месте поступил бы именно так. И это было бы разумно — ведь в таком случае мы бы убили ее сразу. Ведь ты отлично знаешь, что ее все равно убьют — и все равно не стреляешь. Впрочем, вы всегда поступали странно.

Надо сказать, он был совершенно прав.

Я крикнула:

— Убей его!

Но тот кочевой, что меня держал, так сжал мне горло, что я захрипела.

Улисс не опустил оружие, но и не выстрелил. Он стоял, белый как мертвец и все озирался с какой-то отчаянной надеждой.

— Вы всегда были слабыми, — сказал Кожан, — несмотря на эти свои машины. Я это сразу понял. Потому что верили в то, во что хотели верить. И потому вы очень некрасиво умирали. Вы не умеете умирать. Где твое достоинство, друг мой Улисс? Где ваше достоинство?

— Сукин сын, — тупо сказал Улисс.

«Чего от него ждать, — подумала я, — он же придурок».

Кожан даже ухом не повел.

— Сейчас ты положишь это свое оружие, которое не способно сделать тебя мужчиной, — сказал он, — и дашь себя связать. Иначе я у тебя на глазах перережу девчонке горло. Положи эту штуку на песок и отойди на несколько шагов.

Улисс колебался. Видно, примеривался, может ли он все-таки выстрелить, не задев меня — ничего из этого, разумеется, не получилось бы; кочевые не такие дураки. Я надеялась, что у него все-таки хватит мужества и мне не придется больше унижаться и терпеть все, что последует потом, тоже не придется, но мне следовало бы помнить, с кем имею дело. Он медленно нагнулся и положил эту свою стрелялку.

— Нож! — сказал Кожан. Улисс отстегнул нож и бросил его на землю. Кожан кивнул одному из своих воинов. Тот приблизился, впрочем с некоторой опаской, но Улисс дал себя связать.

— Почему? — спросил он, обращаясь к Кожану.

— Любое дело следует доводить до конца, друг мой, — вежливо сказал тот.

— Мы же не хотели вам ничего плохого? Мы же хотели как лучше!

Тот только молча пожал плечами.

— Хоть ее отпустите! Неужели у вас нет ни капли милосердия?

Я сказала:

— Не унижайся.

Тот воин, что держал меня, теперь был занят тем, что стягивал мне за спиной руки сыромятным ремнем и потому отпустил мою глотку — я могла говорить. Впрочем, что толку?

— Ведите их, — Кожан кивнул, а сам двинулся вперед.

Его человек подтолкнул меня сзади, но я пошла сама — теперь-то сопротивляться было поздно. Если бы Улисс повел себя как надо, они бы сейчас волокли по песку трупы, но теперь оставалось лишь держать себя достойно, вот и все. Теперь я увидела, что в зарослях, торчащих из воды, скрыт довольно внушительный плот — он был связан наспех, неаккуратно, но прочно, и на песке лежали здоровенные шесты.