Вообще странная у нас компания вышла. Ярый вечно глаза закатывает и головой трясёт, Всеволод словно добрый дядюшка пытается себя вести – везде успеть. Малинка, как козлёнок неделя отроду, так и скачет вокруг, хмельная от счастья. И только я и Гордей непонятно отчего словно притягиваемся друг к другу. Не хочу, а вечно рядом оказываюсь. Как и он. Странно даже.
Когда с Малинкой в лес ходили уединиться, она мне шёпотом и говорит.
– Жгучка, ты плохо притворяешься!
– А?
– Ну, пожалуйста, притворяйся лучше! А ещё лучше – поговори с ним, улыбнись ему. Он же весь светится, когда рядом. Он и правда в тебя по уши влюбился. Как можно не заметить? Разве что вовсе слепой быть!
– Выдумай ещё чего!
Она поправляет одежду и вдруг как захохочет во весь голос!
– Тише ты! – Шикнула я.
– Поняла я, в чём дело. Да ты же боишься! Просто боишься!
– Я? Что ты выдумываешь? Чего я боюсь?
– Того! Одно дело – смазливому глупому Василю улыбаться да с пустым коробом Огнием пойти погулять. Они не трогают по-настоящему. А такой… что сердце вскачь при виде него – вот тут и страшно – вдруг не взглянет? Вдруг сделаешь что не то, скажешь что не так, и отпугнёшь? Вдруг поймёт, что ты совсем не такая чудная, как он считает. По взгляду же видно – считает. Никогда не думала, что моя сестра такая трусиха!
Я уж было рот открыла ей ответить всё, что думаю и о внезапном приступе всезнания, и о великой любви, которая сестрице за каждым кустом мерещится, да вовремя остановилась. Нечего потеху волкам устраивать, которые поди каждое второе наше слово слышат.
– Не выдумывай, – только и сказала ей.
И вот после ужина снова мы сидим у костра и слушаем, как трещит огонь. Малинка жмётся ко мне, словно боится темноты, а напротив сидит Гордей, перекатывает в зубах травяной стебель и смотрит.
В тот день, вернее, в ту ночь… ну, когда они нас увезли, он ведь был в моей комнате?
Или снился мне?
Я сглатываю, так странно становится от его взгляда. То, что я видела тогда, будем считать, что во сне, это было так приятно! Это было как вкус всего сразу, но не смешанный, а каждый оттенок только ярче сияет.
Что же это было?
Я трясу головой, уже полной того самого золотистого дурмана, вытряхиваю его прочь. К чему я думаю? Что пытаюсь вспомнить? Нас украли из дома, неважно, была тому причина или нет, но они нас украли, как каких-то… Как поросят! Погрузили и увезли.
Нет такой причины, чтобы воровство оправдать. Поговорили бы по-человечески, глядишь, мы по своей воле бы пошли.
Хотя… кого я обманываю? Не пошла бы я с ними никуда! Да ещё с Малинкой. Нет, ни за что!
Перед сном я тщательно перебираю, перекладываю наши вещи, пересчитываю деньги, будто среди них подсказка. Ни монетки не пропало. Нас кормят своими продуктами, лошадь дали, даже конфет в дорогу купили к чаю, хотя конфеты не особо нужны для жизни, так, для удовольствия. И денег за помощь не просят.
Когда-нибудь я узнаю, в чём тут дело! И тогда, может, решу ему улыбнуться.
Следующим днём лес словно редеет, мельчает – и вот на пригорке показывается дом. Длинный, каменный, с огромными окнами чуть ли не в человеческий рост. Крыша словно красные ступени с закруглёнными краями, висящие прямо над стенами. Вокруг широкое поле, травой покрытое, на которой ровные дорожки протоптаны.
А вблизи дом оказался просто огромным! Чистота вокруг небывалая, весь двор камнем покрыт, и не простым, а выложенным узором. Дорожки песком засыпаны и все ровные-ровные. И ни одного инструмента, или старого мешка, или курицы – будто гостей встречают. Или тут всегда так прибрано?
Мы с Малинкой слегка оробели, особенно когда волки ссадили нас на эту площадку из камня, а сами забрали коней и на задний двор направились, будто сто раз тут бывали. Нам велели у главного крыльца ждать.
– Как ты думаешь, какие богачи тут живут? – Шёпотом спросила Малинка, останавливаясь у ступеней. Крыльцо было каменным и просторным, редко где такое увидишь. У нас и дома-то из дерева строят, каменные больно дорого, а тут на крыльцо камень тратить! Да ещё ровный какой, белый-белый. Дом нашего деда, конечно, из камня был, да когда стал сыпаться, отчим орал слугам, что пусть выдумывают, как деревом залатать.
Не знаю, чем залатали, мы к тому времени бежали с Малинкой. Я, помнится, ещё решила – дом сыпется, потому что не для кого стенам больше стоять!
– Чей он? – не унималась сестра.
– Не знаю.
Самой интересно. Это же не дом, это почти замок, крыша выше самих высоких деревьях! Мы зажиточные были купцы и в городе богатом жили, но таких домищ там ни у кого не было!
– А они словно к себе домой вернулись, – шепчет Малинка, украдкой поправляя волосы и отряхивая платье.
Я и сама так подумала. Слишком свойски себя тут чувствовали волки, будто не сомневались в тёплом приёме.
– Пойдём или тут подождём?
Я посмотрела на сестру внимательно – губы чуть ли не дрожат. Боится.
Не знаю, кто тут живёт, но не желаю я, чтобы хозяева думали, будто к ним в гости две трусихи заявились, что даже не могут решиться из тени выйти, так и сидят в кустах.
– Пойдём!