Так… и что это, что это значит? Бумаги, поиски, обещанная награда… Выходит, в Вишнянки нам обратного пути нет, хотя я бы хотела. Там было хорошо, спокойно, Глаша, хотя и с норовом хозяйка, не обижала. Итак, обратного хода нет. И не только в Вишнянки! Такие бумаги по всем городам людским станут рассылать, раз начали, а за деньги обязательно кто-то нас домой рано или поздно доставит, не послушает, хотим мы того или нет.
– Отец, говоришь, ищет?
– Да.
– Он не отец, а отчим!
– Ладно.
– А чего ты не спрашиваешь, отчего мы с сестрой от родного «отца» бежали?
– А чего спрашивать? Сбежали, значит, было отчего. Захочешь, расскажешь. Когда-нибудь.
– И что дальше?
Неужели сейчас признается, что хочет отчима нашего потрепать? Выбить с него побольше?
– Если ты так щуришься, потому что ждёшь, будто я тебя отчиму твоему верну, то зря!
А он злится теперь, сильно злится.
– А чего так? Деньги, может, не нужны?
– Не-а.
– Расскажи кому другому!
– Оглянись! – Рявкнул Гордей и раскинул руки. – Похоже, мне нужны деньги?
Я оглянулась, словно впервые. Дивный дом… Он же не зря сюда приехал, как в свой собственный?
– Хочешь сказать… это твой дом?
– Моей семьи. И не только этот.
Я сглотнула вязкую слюну.
– Кто ты?
Он замялся.
– Ты из богатой семьи?
– Да.
– Тогда я не понимаю…
– И перед тем, как снова будешь меня в чём плохом подозревать, скажу уже в сотый раз! Нет у нас злого умысла, ни у меня, ни у Всеволода, ни у Ярого. Ни у жителей этого дома. Ни у других зверей. Хватит на меня смотреть, будто я тебя в рабство продаю! И выкуп мне от отчима твоего не нужен! Что ещё?
– Ничего.
Как-то пусто сразу стало. Не в смысле, тяжело, а наоборот. Если подумать – а на самом деле, чего я словно на иголках? Ведь ничего плохого они не сделала. А задумали ли…
– Попробуй просто поговорить со мной, ну… без страха. – Поморщившись, попросил он.
– Я тебя не боюсь!
– Чего бежишь тогда чуть что?
– Не знаю!
Раздался грохот – он вскочил, лавка покачнулась, не устояла и упала на пол. Он оказался рядом, обхватил меня за плечи и поднял на ноги. Талию обвила крепкая рука, а его губы так быстро прижались к моим, что я пикнуть не успела!
Глава 10
Мой первый поцелуй. Острый, жгучий, как перец, резкий, как горячий чай, настоянный на горькой траве от кашля. Его сердце грохотало чуть ли не громче моего, а губы прижимались к моим, лишая последних сил. Как легко он меня держал! Как крепко обнимал!
– Стой, – сумела я сказать между поцелуями, но он не остановился. Он целовал моё лицо, щёки, глаза, скулы – всё, что попадалось, и прижимал к груди так крепко, что я могла поднять ноги – и не упасть.
Словно золотистая дымка окутала, спеленала с ног до головы, ласковая и крепкая. Та, что так давно гналась за мной, приходила ночами, приманивала и приручала, теперь растеклась по коже и по венам, сладкая, как его губы.
А потом, сама не помню как, я забыла. Как разговаривать, забыла, как дышать. Обо всём забыла – о сестре, о том, что передо мной волк, что неизвестно, можно ли ему верить, да… даже забыла, кто я!
Но не забывала обнимать его, держаться за него изо всех сил, трогать, гладить пальцами его затылок и наслаждаться каждым касанием.
Его губы вели свою беседу, и я готова была слушать, вести эту бессловесную битву до бесконечности.
– Ну не на кухне же!
Я вздрогнула и обернулась. Губы горели как от ожога.
Тётка Фроу стояла у входа, ласково улыбалась да качала головой.
– Идите в комнату, там полно свободных, никто не помешает. Чего тут-то маяться.
Она отвернулась и как ни в чём не бывало принялась доставать и выкладывать на стол продукты из корзины.
На меня смотрели ошалевшие глаза Гордея, а его губы так и норовили прижаться к моим, чтобы снова заставить обо всём забыть.
Идите в комнаты?
Как будто это дом гулящих!
Я со всей силы заветрелась, ужом выскользнула из его лживых объятий и бросилась прочь, побежала в свою комнату.
Собственных щёк от стыда даже не чувствовала, столько краски к ним прилило!
Сколько он приводил сюда девушек, что тётка будто и не видит ничего зазорного? Просто очередная спутница, чего там! Мол, любитесь на здоровье, главное, не на кухне? Чего мне мешаете готовить?
Кто я в глазах этой взрослой, замужней женщины?
Да чего говорить! Ясно, кто – волочайка, одна их тех, кого Гордей приводил раньше. Поди, не он один! Поди, столько их натаскали, что тётка Фроу счёт потеряла! Одной больше, одной меньше – чего внимание обращать!
А я-то! Сама хороша. Стоило поцеловать, как в руки ему далась и только прижималась сильней и просила больше.
Стыд-то какой!
Чем это лучше того, когда Огний на сеновал звал?
Но Гордей же сказал, что хочет всё по-серьёзному! – заупрямилась часть меня. А Огний только сеновал и предлагал. Хотя кто их разберёт, врать они тоже горазды, когда своё получить хотят!
И так… позорить меня перед тёткой Фроу, будто я какая гулящая, что днём в бане лицемерничала, мол, нельзя подглядывать, а ночью обниматься с кем-нибудь по комнатам… противно-то как!