— Я знал, что ты не согласишься, но не думал, что сдашься без боя, — в голосе Орлова звучало разочарование. — Ты хорошо подумал? Я говорю с тобой совершенно официально.
— Подумал как умею, — Гуров начал раздражаться. — Кончай, Петр, всем больно.
Орлов снял трубку, соединился с заместителем министра, сказал:
— Сожалею, Алексей Алексеевич, но, как я и предполагал, Гуров отказывается категорически.
— Пусть зайдет, — ответил Бодрашов.
— Простите, не имеет смысла, — начал говорить Орлов, но генерал-полковник уже положил трубку.
— Я не девушка, меня незачем уговаривать, и к Алексею Алексеевичу я не пойду, — сказал Гуров. — Разрешите идти работать?
— Лева, генерал нормальный мужик, но он ходит под министром, будь человеком, я тебя прошу. По-человечески прошу. — Орлов встал, протянул руку. — Сходи, заканчивай с монахом и сдавай дела Станиславу.
— Это вряд ли, — улыбнулся Крячко. — У каждого характер, только у Станислава крем-брюле? Не прощаюсь окончательно, еще увидимся. — Он кивнул и, не ожидая Гурова, вышел из кабинета.
— Сделаешь? — Орлов пожал Гурову руку.
— Сделаю, мой генерал. — Сыщик ответил на рукопожатие и тоже вышел.
— Ну-ну, — пробормотал Орлов. — Думаешь, самый умный. Ну-ну, — и начал насвистывать какую-то веселую мелодию.
Гуров вежливо поклонился секретарше, пересек приемную и без стука вошел в кабинет заместителя министра.
— Здравия желаю, господин генерал-полковник, — сказал сыщик, подходя к столу. — Только не стоит меня уговаривать, тратить слова и время.
— Вы меня с кем-то путаете. Лев Иванович, — сухо ответил хозяин, жестом указывая на кресло и подвигая пепельницу. — Мне не нужны офицеры, которых можно уговорить. Я пригласил вас лишь для того, чтобы сказать: вы совершаете ошибку. Признаться, я считал вас умнее.
— Все мы ошибаемся, Алексей Алексеевич. Я ведь тоже считал себя умнее. — Гуров опустился в нелюбимое, слишком низкое и мягкое кресло и внимательно посмотрел в глаза генералу. — Могу доложить, наша разработка несчастного случая с молодыми людьми конкретных результатов не принесла. Так что Сергееву придется смириться с мыслью, что его сын погиб в результате несчастного случая. Лично я убежден, что имело место самоубийство. Генерал-лейтенант Орлов приказал закончить работу и сдать дела.
Бодрашов кивнул, смотрел на Гурова внимательно, испытующе, будучи уверенным, что сыщик не закончил. Иначе бы он сюда просто не явился.
— Алексей Алексеевич, я бы больше вам ничего не сказал, но без вашей помощи мне не обойтись, — продолжал Гуров.
— У вас есть замечательное качество — вы блестяще умеете раздражать людей, наживать недругов, — сказал генерал-полковник.
— Что выросло, то выросло, — продолжал Гуров, не обращая внимания на неласковый тон хозяина. — Я мент, всю жизнь отдал нашему делу. Я считаю создание Управления собственной безопасности делом крайне необходимым. Но мы, россияне, извечно запаздываем, видимо, нам необходимо преодолевать трудности. Сыщик Гуров при его репутации в нашей конторе, в генеральской форме и на предлагаемой должности — лишь еще один чиновник, пишущий бессмысленные бумажки. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы найти коррупционера, найти голову, а не хвост, и тогда вы, уважаемый, не взыщите и постарайтесь меня прикрыть. Иначе сыщика Гурова посадят в тюрьму.
Гуров встал, вытянулся, смотрел Бодрашову в глаза.
— Дело по выявлению монаха и сбору доказательств может продолжаться и месяц, и полгода. Я ухожу и либо не вернусь никогда, либо приду, когда окажусь в безвыходном положении, и попрошу вашей помощи. Разрешите идти?
Хозяин вытащил свое мощное тело из-за стола, проводил полковника до двери, как-то неловко похлопал его по плечу и довольно сухо сказал:
— Удачи.
Глава 6
Семья Зуевых походила на миллионы других молодых семей, населяющих столицу могущественной державы, именуемой СССР. Миша и Маша учились в одном из многочисленных вузов, на четвертом курсе пошли в загс, сыграли скромную студенческую свадьбу и поселились в одной из двух небольших комнат, которые занимала мать Миши. Отца его никто не помнил, в, семье его имя не упоминалось. Как и положено, через год Маша родила мальчика, которого в честь деда назвали Тихоном.