Волчий билет

— Проснулась я сегодня без пяти пять. — Хозяйка указала на большие, висевшие на стене ходики с гирьками. — Я эти часы с рождения помню, они нас переживут. Ну, полежала немного, чувствую, не засну, начала подниматься. Кровать застелила, присела, старыми костями хрустнула, привычка такая с юности — физкультурницей прежде была. Чайник поставила, умылась, то да се, смотрю, уже без пятнадцати шесть. Думаю, сейчас седой в красном костюме побежит, я к окну подошла. В этом доме начальство живет, один седой первым выбегает. Но, видно, рано было, я его не увидела, взгляд подняла, а на крыше парочка сидит, милуется. Я так в кресло и осела. Время-то — шести нет, а они уже на крышу забрались, отчаянные ребятишки, я им крикнуть хотела, да решила, не услышат. Я про чай и забыла, сижу, смотрю, бинокль мамин взяла, он театральный, но все одно видно лучше. Девушка ему голову на плечо положила, а он как бы ее обнимает.

Александра Матвеевна платочком смахнула слезу.

— В глазах стоят, голубки. Тихо сидят, не разговаривают, и музыка откуда-то идет. Я еще подумала, музыка ребятам совсем не подходит. Вроде как церковная, музыка-то. — Хозяйка замолчала, повернулась к иконе, перекрестилась. — Вот и тогда перекрестилась, — голос у нее треснул, женщина беззвучно заплакала.

— Александра Матвеевна, голубушка, не обессудьте, сядьте, пожалуйста, в кресло, — сказал Котов, хотел женщине помочь подняться, но она отстранилась, встала сама, выпрямилась, кивнула на стену, увешанную фотографиями. — Я, сударь, своих сколько схоронила, мне грех свою слабость показывать.

Подошла к окну, кресло слегка передвинула, взяла бинокль.

— Так я сидела, на секунду на Божью Матерь взглянула. — Она указала на икону. — Перекрестилась трижды, повернулась к окну... А они летят. Он чуть впереди... Летят, и словно не люди, а игрушки сломанные...

Котов так ясно представил летящие “игрушки”, что шумно выдохнул и глотнул уже остывшего чая.

— Молодые, им только жить... Они еще и не начинали. И чего им так плохо было?

— Считаете, сами... Никто не подтолкнул? — спросил Котов.

— Да кто же мог? Они же одни на крыше сидели. — Александра Матвеевна замолчала, отвернулась.

Котов молчал, чувствовал: хозяйка что-то вспоминает и хочет вспомнить.

— Одни, — не очень уверенно повторила Брикова, перекрестилась. — Надо же было мне в тот самый момент к богу повернуться. И крестилась трижды... Видно, черт попутал.

— Александра Матвеевна, может, видели кого? Тень мелькнула? Нам каждая малость важна. — Котов взглядом не сверлил, смотрел в сторону. — Если виноватый есть, его найти необходимо. Люди ведь погибли.

— Да что ты меня уговариваешь? — неожиданно вспылила хозяйка. — Я сама себе покоя не даю. Не знаю я! Вроде почудилось. Я же на несчастных глядела, только потом взгляд подняла, и вроде тень мелькнула. Там крыша плоская, а я снизу смотрю. Если у края человек стоит, его видно, а два шага отойдет — и пропадет. Года три тому рабочие там шурудили, я такой феномен и отметила. То человека видно, а чуть сдвинется — пропадет. Вот тебе крест!

— Да я вам верю, Александра Матвеевна. Вы валерьяночки выпейте, я схожу вниз, пошлю товарища на крышу, вернусь, мы вместе посмотрим.

Котов спустился, объяснил напарнику ситуацию, сказал:

— Лезь, а я из окна гляну.

Нестеренко кивнул, глянул на охранника, провел ладонью по лицу, вспомнил, что был полковником, и словно затвердел.

— Иди, Гриша, я там буду. — И пошел к калитке. — Сержант, как на крышу подняться? — Достал из кармана удостоверение, не развернул: частное сыскное агентство было у ментов не в почете.

Сержант на “ксиву” даже не глянул, кивнул:

— Я вас давно заметил, открыто держитесь, понял, снова контора вернулась. На крышу уже лазили, лазили... — Он махнул рукой. — Как туда подняться, не знаю, я тут стою. Вроде дом обойти требуется. В нем холуев хватает, подскажут.

— Спасибо. — Нестеренко прошел на заповедную территорию. В это время к воротам машина подошла, страж бросился открывать “Вольво” поравнялся с Нестеренко, остановился. Шофер грубо спросил:

— И долго вы тут ходить будете?

— Пока не надоест. — Нестеренко сейчас был снова полковником. Он обошел машину, взглянул на номера.

— Работайте, работайте! — донесся низкий голос из-за тонированных стекол. — Платону Викторовичу поклон и искренние соболезнования.

— Спасибо. — Нестеренко глянул на водителя, который как-то сразу лицом одернулся, словно усох. — Служба, как на крышу подняться?

— Черным лифтом наверх, там покажут, — ответил шофер и поторопился уехать.

Котов с хозяйкой сидели у окна, увидели Нестеренко, который к самому краю не подошел, был виден по колено. Затем опер сделал шаг назад, исчез по пояс, еще шаг — торчала лишь голова, затем исчезла. Нестеренко появился снова. Котов махнул рукой, и напарник ушел. Появиться и исчезнуть можно было практически за секунду.