Волчий блокнот

Кажется, Бердяев заметил, что пейзаж, в котором обитает народ, есть символ его души, то есть плоская беспредельность северных равнин — источник проблем с самоопределением и самоощущением. Топкая грязь (пятая стихия Руси!), которую ежедневно месит русский мужик, необходимость постоянно преодолевать огромные расстояния поглощают всю его энергию — на культуру (форму) просто не остается сил. В то же время «вязкость» Севера, испокон века пугавшая пришельцев, побуждала их осваивать и обживать неведомую территорию. Тем более что про засевшие на северных рубежах империи языческие племена — самоедов, карел, лопарей — русские рассказывали, будто те связаны с нечистой силой, способной деформировать пространство. Лопарских шаманов обвиняли в способности «оборачивать глаз», то есть выворачивать мир наизнанку. Поэтому одновременно с колонизацией новых земель осуществлялась сакрализация географии — упорядочивание территории под знаком православия. Разрушались языческие «святилища», выкорчевывались священные рощи, сжигались идолы и тотемы, а на их месте возводились скиты, часовни и храмы; озерам и горам давались библейские названия (Фавор, Голгофа, Иордань); стороны света были поделены на святые (восток) и нечистые (запад), а нижняя, косая перекладина креста всегда указывала на север. Постепенно из топографического хаоса Севера проступил сакральный космос Святой Руси, и русский человек почувствовал себя дома. После революции тщательно стирались уже приметы православия (как некогда язычества): менялись названия, карты, функции. В храмах держали под замком людей, в скитах — лошадей, Святое озеро нарекли Рабочим. Затем революцию объявили исторической ошибкой, и вот одни снова уничтожают следы прошлого, другие двинулись вспять — оживлять былые времена, а третьи задумали все переделать и пытаются выстроить в России Америку. Мир вновь обратился в хаос, на этот раз семиотический. Пейзаж расплылся, воцарились маразм и энтропия. Продолжая мысль Бердяева и образ Достоевского, можно сказать, что сегодняшний ландшафт русского Севера есть символ «горохового киселя» в современном сознании.

4

На Островах люди живут сообща с животными, всего обитателей здесь около тысячи ста, не считая проезжих: бродяг, туристов, паломников, сезонных сборщиков водорослей и артистов всех мастей, «осоловевших» на время или с концами. Главный мотив соловецкого поселка — колючая проволока, которой обносят здесь огороды. Сам поселок оплетает Кремль подобно полипу, причем нарост это явно болезненный. Среди отсыревших домов из пустотелого кирпича торчат бывшие лагерные бараки, памятники монастырской архитектуры доживают свой век, растаскиваемые на печи (старинный монаший кирпич крепче и огнеупорнее), дороги сплошь в рытвинах, от мостков почти ничего не осталось, повсюду щебень, лом, битое стекло. Вокруг сараи, хлевы и свинарники, перекошенные и прогнившие, понатыканные беспорядочно, абы как. Канализации нормальной нет, нечистоты уходят в море, и летом, во время отлива, пристань Благополучия воняет выгребной ямой, а края ее покрыты толстым слоем тины. Среди этих декораций бродят нетрезвые люди и исхудавшие животные: псы копаются на помойках, коровы и козы пасутся повсюду — на улицах, возле домов, свиньи роют где попало, особенно охотно — под стенами кремля. Постороннему взгляду соловецкий поселок поначалу предстанет чудовищным китчем в стиле informel, где царят абсурд и случайность. Необходимы время и сосредоточенность, чтобы освоиться с этой картиной и уметь распознавать в ней руку отдельных живописцев: монахов (с начала XV века до 1920 года), чекистов (1923–1939), военных (1939–1957), музейных работников (1967–1991), а также сегодняшний бардак. Пройдемся же не спеша по улицам поселка. Начнем с кремля.

5