Волчий дурман. Не моя луна

Я смотрел, как он скрывается во тьме ночи, до тех пор, пока высокий стройный силуэт друга не скрылся в темноте, и лишь тогда поднялся на второй этаж, затормозив у комнаты Девы.

Нас разделяла всего лишь дверь.

Тонкий кусочек дерева, который под моим напором был не больше, чем тетрадный лист, сжатый в руке. И сердце заколотилось жарко и несдержанно от желания войти и снова увидеть девушку.

Она спала.

Я ощущал это по тому, насколько ровно и спокойно она дышала сейчас.

Но я слишком боялся не сдержаться и прикоснуться к ней.

Боялся испугать своим слишком настойчивым присутствием, а потому сжал руки в кулаки и одной лишь чертовой силой воли заставил себя прошагать немного вперед. В свою комнату.

Не знаю, специально или нет, но папа выбрал такую комнату для Девы, которая была максимально близко к моей.

А завтра она узнает то, что вряд ли обрадует ее, а вот меня доводило до состояния дикого и неконтролируемого возбуждения, — наш небольшой мокрый секретик, который мы откроем уже этим утром!

От нетерпения меня буквально потряхивало на ровном месте, но я застонал, когда уперся в свою дверь вовсе не от чувства глубокого удовлетворения и волнения!

Потому что храп Ская невозможно было не услышать!

— Че-е-ерт! Да ты просто издеваешься! В этом доме полно свободных комнат, а ты решил завалиться именно в мою?

Разговаривать с ним было уже бесполезно.

Пьяный, сытый, в тепле и уюте, Скай спал как святой белокурый младенец, развалившись на моей кровати в позе утренней звезды. В одежде и обуви.

Впрочем, чего, собственно, я от него хотел, если учесть, сколько лет мы беспробудно пили, гуляли и кутили, неизменно просыпаясь мордами друг к другу именно в этой самой комнате и в этой самой кровати?

Дорога до моей спальни выработалась у Ская на уровне базового инстинкта!

— Утром я тебе устрою райское пробуждение! — ворчал я, снимая с храпящего друга ботинки, а затем рубашку, потому что представлял, каким помятым и больным он проснется завтра.

Главное — самому было не завалиться раньше времени, ведь моя головная боль меньше пока не становилась, а это всё еще грозило большой бедой.

Когда я расстегнул его ремень, чтобы вытолкать из узких брюк, Скай сонно заворочался, пробормотав заплетающимся языком с нелепой попыткой томно улыбнуться, пока он даже глаз открыть был не в состоянии:

— …Давай сегодня сама, куколка. Папочка слегка поспит… Разбуди меня, когда закончишь, оки?..

Я от души заехал другу в солнечное сплетение, отчего тот захрипел и закашлял, но не смог даже набок повернуться, добавив сипло:

— …Ну ни хрена себе… Наверное, боксом занимаешься, да, сладкая? Только это… Давай поосторожнее там… Не оторви мне ничего…

Скай снова захрапел так раскатисто и громко, что мог поднять на уши весь дом вместо пожарной сирены. Поэтому я схватил его за шкирку, не боясь испортить белобрысую прическу, и положил на левый бок, подперев при этом со спины батареей из подушек, чтобы он не смог больше повернуться на спину и вернуться к своему вокальному исполнению ни при каких условиях.

— …Закончила уже, да?.. Вот ты шустрая… Позвони мне завтра-а-а… Хр-р-р…

Я только хохотнул, сокрушенно покачав головой, и посмотрел с улыбкой на друга.

Надо было бы найти за ночь селфи очень страшной девушки, чтобы наутро обрадовать его тем, с кем он провел ночь.

Может, после этого он перестанет столько пить.

Будь ситуация иной — сделал бы.

Но сейчас мои мысли занимала только она — моя Дева.

Адреналин в крови зашкаливал все мыслимые и немыслимые пределы!

Меня не вштыривало так даже во время самой бурной молодости!

Уснуть я так и не смог.

Крутился с боку на бок.

Потом подскакивал и принимался отжиматься.

Опять ложился и пытался считать в голове гранаты.

Но и это никак не успокаивало.

В конце концов я не выдержал и нарушил обещание, данное самому себе, не приближаться к Деве в ближайшее время, чтобы дать ей возможность поостыть и привыкнуть ко мне заново.

Мне казалось, что в моем теле воспалились все вены, оттого как разгорячилась кровь при приближении меня к ней!

Казалось, что каждый нерв мигает, как лампочка под высоким напряжением, которая вот-вот просто взорвется, не выдержав таких перепадов!

Казалось, что если к моей коже прикоснуться сейчас, то можно будет получить удар током. Или сильнейший ожог.

Я прокрался в спальню Девы не замеченный никем и застыл на ее пороге, с дрожью вожделения втягивая аромат ее тела, который наполнил невесомой пеленой это помещение.

Он сводил меня с ума.

Словно дурман, противостоять которому не было ни единого шанса.

Я стоял, проклиная себя за эту смелость, и не сразу решился пройти вперед, чтобы сесть прямо на пол у кровати, где так сладко и умиротворенно спала Дева.

Сейчас она была совсем другая.

Беззащитная. Нежная и ранимая.

Ее душа не вспыхивала от обиды и ярости.

Не горела ядом слов, которыми она хотела ранить меня, как я ранил ее.

Она напоминала мне мою младшую сестру тем, как спала, свернувшись, словно котенок, не замечая, что подушка осталась у изголовья кровати, а она лежит на матрасе, отчего ее черные волосы разметались в беспорядке.

Дева напоминала мне Белоснежку.