Волчий камень

– Вот ты, Герберт, смеешься, а когда я служил старшим помощником на U-37, то рассказал эту историю командиру Вернеру Хартману. Вот кто был мой настоящий учитель. Я горжусь, что начинал службу под его командованием. За ним сейчас числится двадцать пять кораблей. Так вот, когда я ему рассказал про Мюллера, он даже не улыбнулся. – Гюнтер задумался, память перенесла его на борт тридцать седьмой. Пауза затянулась. – Он сказал очень интересные слова: «Забавно, немного пафосно, но запомни, Гюнтер – даже на самого матерого волка найдется свой волчий камень, об который он когда-нибудь обязательно споткнется и свернет себе шею». Герберт, если бы знать, какой он, этот наш камень, я бы на рубке нарисовал его. Да побольше, чтобы всегда помнить о нем и вовремя заметить.

2

– Корабль на горизонте!

Командир с помощником соскочили с ограждения. Подхватив висевший на шее бинокль, Кюхельман повел его в направлении вытянутой руки сигнальщика. На едва различимой границе слияния неба и моря чернела жирная точка. Корабль. Сердце подпрыгнуло в охотничьем азарте. Сигнальщик не ошибся, не принял за корабль остров или облако – четкими штрихами прорисовывались мачта и труба. Новость мгновенно облетела лодку. Осторожно поглядывая на командира, прогонит или нет, свободные от вахты матросы заполняли верхнюю палубу. Все вертели головами, пытаясь рассмотреть обнаруженный корабль.

– Дать команду на погружение? – Вернер наконец нашел в бинокль пароход.

– Нет. В перископ мы его потеряем, далеко.

Кюхельман нагнулся к открытому люку рубки и прокричал:

– Акустик! Послушай по пеленгу десять градусов.

– Герр командир, горизонт чист, – эхом прогудело из люка.

– Так и думал, дыма над трубой не вижу, двигатели на стопе. Они в дрейфе.

На мостике становилось тесно. Расталкивая вахтенных, поднялись главный механик и старший помощник. В бинокли они рассматривали будущую жертву. От главного врага подводников, скуки, не осталось и следа. На верхней палубе царило почти детское веселье. Кто-то изобразил боевой клич краснокожих. Все вообразили себя раскрашенными индейцами, атакующими врага на каноэ. Наконец-то за две недели безделья настоящая работа.

– Эрвин, – командир нашел глазами главного механика, – давай полный ход.

Эрвин Фишер кивнул и скрылся в люке.

С ходового мостика посыпались команды:

– Рулевой, десять градусов вправо! Радист, слушай на международной частоте! Торпедные аппараты один и четыре, готовность номер один! Доложить о готовности к бою по отсекам!

Корма присела в воду, забурлила пена, лодка рванулась вперед, набирая скорость. Горячий воздух двинулся навстречу, развевая отросшие шевелюры.

Пароход заметно увеличивался в размерах.

По старой привычке передавать в центральную рубку все, что можно увидеть в перископ, Кюхельман, глядя в бинокль, комментировал:

– Труба одна, две мачты, стоит к нам левым бортом. А гусь хорош, тысяч на семь потянет.

Физиономии моряков на палубе засияли от радости. Семь тысяч – это уже серьезно. Это не за парусником гоняться, на который и торпеды жалко.

– Вооружения не вижу, палуба забита ящиками. Нагрузили по самую ватерлинию.

Лодка уже не плыла, а неслась стрелой, разрезая ровную гладь воды. Грохот дизелей перекрывал команды командира. Вибрация волнами прокатывалась по палубе, передаваясь в ступни ног.

– Дальность на дальномере?

– Шесть с половиной тысяч метров, герр командир!

– Давай через каждые пятьсот метров!

– Есть, герр командир!

– На пяти тысячах пойдем под воду, а то спугнем раньше времени. Похоже, он один, это хорошо! Никак не рассмотрю флаг, только бы не нейтрал. Было бы жаль упустить такого красавца.

– Шесть тысяч метров, герр командир!

– Хорошо.

– Гюнтер, ты видишь у него белую полосу вдоль борта? Что бы это значило? – Вагнер до боли вжал бинокль в глаза.

– Не знаю. Герберт, смотри на флаг. Только бы не нейтрал. Только бы не нейтрал! – подавшись вперед всем телом, взмолился Кюхельман. – Есть! Смотри, на кормовой мачте флаг с белыми полосами. Это американец! Ну все, он наш!

На верхней палубе оставалось все меньше свободного места. Азарт охотников охватил команду. Появились уже и те, кому по графику был положен отдых. «Американец! Американца взяли!» – передавали друг другу матросы.

– Пять тысяч метров, герр командир!

– Герберт, посмотри на его нос! Мне кажется или это действительно якорная цепь? – Гюнтер сжал рукой плечо Вагнера. Он был уверен, что видит тонкую нить, соединяющую нос корабля с поверхностью воды. – Глазам не верю! Они стоят на якоре!

Это уже был верх безрассудства. Связать себя якорем, полностью лишиться маневра! «Хотя чему я удивляюсь, – подумал командир, – это же не берега Англии».

– Вилли! – Кюхельман заорал так, что старший помощник выронил бинокль. Внизу на палубе вздрогнули матросы и в недоумении задрали головы, глядя на командира. – Вилли, а как он смог стать здесь на якорь? Здесь же глубина за тысячу метров!

– Герр командир, здесь банка. Километров пять в диаметре, глубина тридцать метров. Они стоят в самом центре.