Волчий корень

— Тоже мне, удивил. Когда на службу поступал, звался Габор. Габор похоже на «топор», а топором головы на площади рубят, благодарю покорно. Что же до Юрия Волкова, тут тоже ничего особливо секретного: когда на службе оказался, пришлось из католиков в православные перекрещиваться, Волковы — мои родственники. Юрий Васильевич Волков меня и в церкви окрестил, отцом мне крестным стал и имя свое подарил. Есть тому и запись в церковной книге, можешь проверить. Кроме того, он просил у государя позволения назвать меня своим сыном и наследником, так как его дети к тому времени все до одного померли. По этим пунктам ответил. Добре. А что отец — князь, так ведь я — внебрачный сын, выблюдок, мне наследства не полагается. Титул, громкое имя — тем более. Да он и когда крестил меня маленького, отцом брата своего Жигмонда (Сигизмунда, по-вашему) вписал. Чем тут хвастаться? Да и рассорились мы с ним. — Он махнул рукой. — Ты еще вспомни, что сестра моего папаши еще до моего рождения была женой короля Польши. Только мне-то с этого родства шиш с маслом.

— А другие это, к примеру, знают? — Замятня стянул с руки варежку и почесал затылок, отчего барсучья шапка съехала на лоб.

— Ну а ты как думаешь? — Волков улыбнулся.

— И то, что ты разбойничал по лесам?

— Так как раз в то время я с нашим государем и повстречался. Ну ты даешь, Замятня! Все проспал! Мне казалось, об этом уже последний кухонный мальчонка знает, а ты… — Он рассмеялся, показывая белые, как у волка, зубы. — Ладно, слушай, как было дело. Когда я от батьки убег, нужно было как-то в жизни устраиваться. А куда ты денешься, если с малолетства в основном воинскую науку постигал? Правильно, в солдаты или в разбойники. Я выбрал второе. И действительно несколько лет промышлял на большой дороге. А потом с атаманом рассорился, и он меня велел в погребе запереть. Была у него такая милая особенность: прежде чем при всей шайке-лейке человека жизни лишить, с недельку в яме на хлебе и воде подержать, чтобы, значит, пленник от голода ослаб. Я уже совсем было собрался бежать, когда ребятки наши Ивана Васильевича и ближников его в полон захватили. Ну, в общем, побросали они их ко мне. А я как смекнул, с кем дело имею, понял: вот она — птица счастья, знай не зевай. В общем, устроил побег не только для себя, а для всей честной компании.

— Это я как раз слышал, просто не верил. Думал, ребята просто так лясы точат. Говорили, будто от одного слова твоего замки разваливались, двери вылетали, цепи по звеньям распадались. Тебя поэтому Кудесником кличут?

— Не только, — поморщился Волков, предпочитавший не выделяться, и уж боже сохрани выдать свой истинный дар. — Есть у меня знакомый старик — ведун. Время от времени государь просит меня съездить к нему, дабы совета спросить. Только об этом лучше не распространяться.

Замятня кивнул, польщенный оказанным ему доверием.

— А как же тогда с побегом этим получилось?

— Ну ты же, Замятня, умный человек. Говорю же, сидел в яме, под крепкой такой крышкой, и план побега измышлял. То есть не просто так сидел, а где надо, петли раскачивал, где нужно, решетку расшатывал… ну, понятно?

— А что же ты не сбежал, когда братцы-разбойнички отправились за великим князем? — нашел слабое место воевода.

— А смысл мне пустому-то драпать, без золота, без трофеев? В шайке я, как и все, свою долю от добычи имел. Кто же от добра уходит? — улыбнулся Волков. — Думал на бой атамана вызвать, потому как, кто атамана порешит, тому самому атаманом и быти. Закон такой.

— Когда же Иван Васильевич тебя на службу к себе позвал, атамана ты решил оставить в покое?

— Не до того уже было. Мне ведь не одного государя, а по возможности всех его людей нужно было из разбойничьего лагеря вытащить. Задачка.

— Да… Кудесник. — Воевода смотрел с уважением и плохо скрытой надеждой. — Так, может, расскажешь по дружбе, есть у тебя какие-нибудь соображения, по какому такому делу нас с тобой в Суздаль вызывают?

Волков неопределенно пожал плечами.

— Сам-то как думаешь?

— А что тут думать? — Замятня огляделся по сторонам, нервно облизывая пухлые губы. — Зимой в Суздале нечего делать. Я этот город знаю как свои пять пальцев. Кабы государь ехал со свитой да с егерями — можно было бы еще подумать: может, на охоту собрался. А как велели тебя доставить, к гадалке не ходи — дознание готовится. Ты же у нас по этому делу мастер.

— Дознание? — поднял красивые брови Волков. — А что тут стряслось? Я вроде не слышал.

— Я тоже не слышал. И никто из наших не слышал. Стало быть… — Замятня тяжело дышал, лицо покраснело и покрылось капельками пота. — Боюсь я, Кудесник, боюсь, что это снова как-то связано с моей теткой!

— С теткой? — Волков с удивлением посмотрел на друга. — С какой еще теткой?

— С моей, с Соломонией Юрьевной из рода Сабуровых. Вот с какой.

Дознаватель вздрогнул, по спине пробежал холодок.

«Горько и обидно взирать на слезы праведной Соломонии». Действительно, во сне так говорил Максим Грек. А что еще? Ну да, «развод покойного государя с Соломонией Сабуровой».