Волчий корень

Изнутри выглядывал кусок трубы. Дед содрал остатки газеты и бросил в печь. Оторвал кусок половой тряпки, снял солидол и отправил туда же. Снова оторвал тряпку и стал выбирать остатки. Тугоплавкая смазка не желала расставаться с металлом.

– Дедушка, это ружье?

Она не ошиблась. Это был винтовочный обрез. Здесь также находились патроны россыпью и пара пустых обойм.

Царев тщательно стирал с каждого патрона смазку, расставляя столбиком на скамье. Затем выдвинул из гнезда затвор и тщательно осмотрел. Ружейная смазка сохранилась. Ржавчина не тронула металл. Оружие имело прицельную рамку и самодельную мушку на конце дульного среза.

Дед вставил магазин. Лязгнул затвором, досылая патрон в патронник, и поставил оружие на предохранитель. Накинул на себя куртку и вышел во двор.

– Ты куда? – Внучка следовала за ним.

– Проверить надо…

Он подобрал в углу березовую чурку и сунул по мышку. Вдвоем они вошли в баню, у входа остановились.

– Закрой дверь плотнее. Зажми теперь уши…

Сам положил в углу березовый чурбак и вернулся к двери. Сел на порог, прицелился. От выстрела в ушах звенело. Дед передернул затвор. Пустая гильза выпала на пол.

– Для чего тебе это? – спросила Надя.

Царев не ответил. Может, он на охоту собрался. А спрашивать перед охотой – плохая примета. Может, надо сказать, сколько он уток добудет?

Он поднялся и подошел к чурке: пуля прошила березу насквозь и ушла в стену в самом низу. Ни один пистолет не способен на такое, хотя скорострельность у обреза, конечно, не та.

– У тебя суп не уйдет с плиты? – спросил он внучку.

– Щи… – поправила внучка и не сдвинулась с места.

– Тогда закрывай уши, – произнес дед и еще раз прицелился.

Оглушающий звук еще раз ударил по ушам.

– Достаточно. Испытали оружие.

Царев вторично исследовал чурку. Результат оказался прежний. Патроны не отсырели. Они в превосходном состоянии. Нужно добавить в магазин пару штук взамен использованных. Семь патронов – это неплохо. Жаль, нет у него «ТТ».

– Воевать ты, что ли, собрался?

Дед опять не ответил. Слишком у него внучка любопытная. Да и он, старый дурак, надумал при ней отстреливать оружие.

Они вернулись в дом. Щи кипели на плите, норовя залить огонь. Царев осуждающе оглянулся на внучку. Удовлетворила любопытство?

Убавив огонь, он вынул из шкафа тряпку, завернул в нее обрез и отправился с ним в зал. Там он присел к столику, поднял трубку и стал набирать номер.

– Царев беспокоит. Шкура заросла, а квасить я и дома смогу. Подъедешь ко мне?.. Жду.

Положив трубку, Саня откинулся на спинку кресла.

– Щи готовы, – объявила Надежда. – Налить тебе?

Царев согласился. Пришел на кухню, сел к столу. Рука привычно потянулась к холодильнику.

– Дедушка…

Внучка сверлила взглядом. Дед словно бы перед этим дал ей торжественное обещание и теперь нарушал свою клятву.

– А чо тут пить-то. Граммов двести осталось. Может, выпьешь со мной?

– Налей…

Царев плеснул ей в рюмку, себе в стакан, и тут же выпил. Похлебал щей и снова отправился в зал. Лег на диван. Его тянуло в сон. Слаб все-таки человек. Тем более операцию перенес. Прикрыл веки и сразу же задремал.

Проснулся – в окнах темно. В комнатах тоже. Кто-то на кухне разговаривает. Царев громко кашлянул, чтобы не вставать и не смотреть.

– Спишь, Ваше Величество?

В дверях возник Степаныч – худощавый, прогонистый, улыбается. На его месте Царь не улыбался бы.

– Выписался? – Степаныч поздоровался за руку.

– Докладывай, чего наработали без меня, – потребовал Саня, оставаясь лежать.

Ефремов сел в кресло напротив и вкратце поведал историю похищения.

– И что? – Саня блеснул зубами. – Лишили район прокурорской власти?

– Да нет пока…

– То-то же… Мочилово для них в самый раз. По-другому не понимают.

Саня приподнялся, опираясь локтем в подушку, и продолжил:

– Ты думаешь, их проймёт совесть? Черта с два. Они так давно обгадились, что забыли, когда это было.

– Пожалели…

– О себе думать надо. Вас уничтожат, как уничтожили мою внучку…

Он покосился на двери.

– Но она же на кухне… – удивился Степаныч.

– Образно говорю. Для сравнения. Бнатов изнасиловал, сука, недавно.

Понизив голос, он вкратце поведал историю недельной давности.

– Можно обвинить подлеца в преступлении, – продолжил он, – но до суда дело не дойдет. Вещественные доказательства уничтожат. Но не это главное. Она не заявила об изнасиловании. Боится. Да и я боюсь. Но вещественные доказательства она сохранила…

На секунду он перестал бормотать, а затем продолжил:

– Докукина я бы прикончил… Живут, суки, не по средствам. Их зарплаты не хватит даже на сотую долю имущества. Иномарки. Коттеджи. Так что это, как тебе сказать… Оружие надо готовить.

Сказал и замолчал, блестя в темноте глазами. Степаныч тоже молчал.

– Вы как хотите, – продолжил Саня, – но я для себя решил. Окончательно и бесповоротно. К чему слова. К чему доказательства. Вот они где, мои доказательства.

Он постучал себе пальцем в висок и вновь покосился в сторону кухни. Оттуда падал электрический свет. Там гремела посудой внучка. Она не могла себя защитить.