Волчий паспорт

– Все взбаламутилось… Если на меня Президент кричит, то неужели хотя бы в виде компенсации я не имею права покричать на свою секретаршу? Но когда на меня кричат и Президент, и секретарша, то где же права человека? Кстати, а стоит ли вам сейчас Президента беспокоить?.. Не тот компот… Я маленький человек… Вы лучше шли бы к спикеру нашему. Он человек загадочный… Он все может. – И Банкетных Дел Мастер, похрюкивая, куда-то увилял по коридорам власти, извилистым, как он сам.

В приемной Загадочного Спикера его молодой, тщательно выутюженный помощник, поставив ногу на подоконник, смотрел в окно.

Он резко обернулся на скрип паркета под моими ногами, на всякий случай нырнул рукой под мышку, обыскал меня взглядом, узнал, успокоился и поделился информацией, как будто обязан был передо мной отчитываться:

– Есть сведения, что в толпе – снайперы с заданием стрелять по Президенту.

Стоящий у другого окна охранник с автоматом – небольшой красивый кавказец, видимо чеченец, похожий на молодого Кларка Гейбла, добавил:

– А по Ленинградскому шоссе подходят новые танки. Сегодня ночью, наверно, будет штурм.

В этот момент вошел Загадочный Спикер.

Загадочным он был потому, что нельзя было понять, кто стоит за ним, как вообще он попал в политику и чего он хочет. Про него никто не знал, кто он: то ли правый, то ли левый. Он был правее левых и левее правых. Но центристом его тоже нельзя было назвать. Он, выражаясь футбольным языком, был блуждающим центром.

После путча одна газета написала, якобы с моих слов, что я зашел к Загадочному Спикеру в первый день путча запросто, словно к старому другу. Это было бы слишком развязно с моей стороны. Загадочный Спикер не мог быть моим старым другом, потому что в тот день я его увидел впервые лицом к лицу. Но лица на нем не было.

Загадочный Спикер прошел буквально в сантиметре от меня, глядя сквозь меня невидящими глазами.

– Я, кажется, буду богатым, – пошутил я, обращаясь к помощнику. – Он меня не узнал.

– Он вас не увидел, – вздохнул помощник. – Я сейчас доложу.

Загадочный Спикер стоял у окна и смотрел вниз.

– Народ прибывает, но медленно… Людей мало. Ка-та-стро-фи-че-ски мало… – размышлял он вслух.

Я не мешал ему не замечать меня и помалкивал. Наконец он повернул ко мне голову и среагировал без показной сердечности, но, я бы сказал, с интимной официальностью:

– Спасибо, что пришли, Евгений Александрович.

– Что я могу сделать? – спросил я.

– Вы уже сделали, – сказал он. – Хотите, я подарю вам свою книгу?

Надписав ее и протягивая мне, он сказал, даже не улыбаясь:

– Может быть, это мой последний автограф.

Мне тогда показалось, что это было сказано искренне.

В тот момент не только мне, но и самому Загадочному Спикеру показалось бы невероятным, что это именно он в декабре будет пить виски вместе с Президентом России в кремлевском кабинете практически низложенного ими Президента СССР, который, как бедный родственник, зайдет туда и униженно увидит восседающих за его столом новых хозяев.

И уж совсем непредставимым было тогда для Загадочного Спикера, что это именно он въедет в квартиру, предназначавшуюся для Брежнева, и что кто-нибудь когда-нибудь будет обвинять его в том, что он противник реформ и свободной прессы.

Те, кто делают историю, не предполагают, какими история сделает их.

Но за 19 августа я хочу воздать должное всем, кто встал в тот день поперек танков, поперек прошлого. Каким бы плохим ни было настоящее, вернувшееся прошлое было бы хуже.

– Я хотел бы увидеть Президента, – сказал я Загадочному Спикеру. – Может быть, вы спросите его по внутреннему телефону, сможет ли он меня принять?

Загадочный Спикер неожиданно насупился и, пожав плечами, неохотно ответил:

– У нас своя этика…

Увидев мое удивление, он смягчающе добавил:

– Да вы идите просто так. Он будет рад.

– Если я не увижу Президента, не могли бы вы передать ему записку от меня? – спросил я.

– Попробую, – не пообещал, но и не отказал опять насупившийся Загадочный Спикер.

Я тут же написал коротенькую записку Президенту России: «Спасибо Вам. Желаю Вам выдержки, мужества, мудрости».

Идя по коридору Белого дома к приемной Президента России, я наугад раскрыл книгу Загадочного Спикера, которая называлась «Бюрократическое государство», и вот на что сразу наткнулся:

«„Акт насилия есть жест слабости“ – такую блистательную формулу оставил Николай Бердяев, и, наверно, если бы большевики считали себя сильными, то не преступили бы свое собственное учение и не стали бы на путь террора, даже, как казалось им, оправданного Историей. Впрочем, вряд ли террору есть оправдание…»

Тогдашняя ирония судьбы состояла в том, что эта книга была мне подарена в тот день, когда главное действующее лицо книги – бюрократия, как зеленая бронированная плазма, окружила Белый дом, грозя задушить младенческую демократию.

Предстоящая ирония судьбы состояла в том, что бюрократия стала впоследствии одним из действующих лиц самого Белого дома, бумажной плазмой удушая демократию изнутри.