Волчий пастырь. Том 3

После того как Айлгвен остался позади, ветер усилился. И с того момента, как мы миновали восточный мыс острова, ветер дул нам почти навстречу, принеся с собой стылый ливень, хлещущий почти параллельно палубе. Разгоняемые шквалистым ветром валы волн шли нам навстречу косо, приближаясь по правому борту; они били в правую скулу корабля, который их уверенно разрезал. Разрезал до недавнего времени – до того момента, как высота волн не превышала пару метров. Стылый ливень недавно прекратился – как раз после этого я и вышел на палубу проветриться. Ливень прекратился, но накатывающие на нас волны становились все выше, и траулер начинал уже не резать и не разбивать их, а валко по ним переваливаться.

Сильный и плотный ветер, свистевший в ушах, гнал нам навстречу и волны, и плотные серые облака. Низкие, тяжелые, закрывающие небосвод так, что сквозь них не проникало ни лучика солнца. Из яркого света в мире остались только ходовые огни на рубке траулера. Я даже обернулся сейчас, посмотреть, горят ли; проверить, осталось ли в этом неуютном мире, ограниченном линией горизонта, хоть что-то яркое. Осталось.

Обернувшись обратно по ходу движения, при взгляде на расстилающееся впереди бескрайнее свинцовое море, я даже передернул плечами. Наблюдая, как нам навстречу, накатом, один за другим двигаются высокие темные валы волн, я негромко выругался и крепче взялся за тросы ограждения. К такому меня жизнь не готовила: давным-давно, еще позавчера, я не мог даже подумать о том, что можно бояться утонуть в море. А сейчас – глядя на высокие, пенящиеся белыми гребнями свинцовые волны, нутром ощущал, что попади в их власть – и за жизнь придется яростно сражаться. Причем без надежды на победу.

С неизбывной тоской я вспоминал лазурное южное море, его мягкую воду, которая привлекает взгляд и буквально приглашает освежиться. Здесь и сейчас воспоминания казались нереальной сказкой – сила тяжелой северной воды и чернота осознаваемой под ногами глубин откровенно пугали.

Словно в ответ на мои мысли в скулу траулера хлестнула очередная волна, и мне в лицо принесло соленые холодные брызги. Наш корабль, длиной более пятидесяти метров, при посадке в порту Нордхейма воспринимался мною довольно большим – пусть и не такой большой как Клавдий, но траулер в восприятии казался немаленьким, уж точно. Но это восприятие сохранялось до того недавнего момента, как волны начали вырастать все выше и выше. И буквально несколько минут назад я впервые увидел волну, которая гребнем находилась на уровне моих глаз – когда корабль находился в самой нижней точке между двумя волнами.

Погода все ухудшалась, причем стремительно: шквалистый ветер, даже двигаясь в попутном с волнами направлении, уже сбивал с них белые шапки пены. Постепенно становилось все холоднее, и внизу, на самом носу, я вдруг увидел появившееся обледенение на леерах ограждений. Не веря своим глазам, присмотрелся – так и есть, на металлических поверхностях начала образовываться кромка льда. Это… зима какая-то, в прямом и по-настоящему морозном смысле этого слова! Только при взгляде на обледенение тросов и фальшбортов я осознал, как вокруг стало холодно.

Возможности моего организма и живущая во мне сила сияния позволяли не замечать подобные неудобства. Но даже со своими нечеловеческими возможностями я уже начал замерзать. Ветер, плотный и сильный, все злее и злее хлестал в лицо; и ветер уже был по-настоящему ледяным, в буквальном смысле слова – мелкая водяная взвесь, ложась на металлические поверхности, мгновенно застывала тонкой прозрачной коркой.

Некоторое время я так и продолжал стоять, окоченевшими от холода руками вцепившись в поручни ограждения. Не в силах оторваться от наблюдения за тем, как наш траулер раз за разом с трудом поднимает нос, преодолевая очередную волну, а после мягко падает вниз, в глубокую ложбину между волнами. При этом еще переваливаясь с борта на борт – потому что шли мы волнам не прямо навстречу, а по косой линии. Несколько раз волны гребнями пены и бурлящей водяной взвеси перехлестывали через нос, в нескольких метрах ниже площадки, на которой я стоял; и почти каждая проходящая по борту высокая волна вызывала пелену брызг, словно белесым одеялом частично накрывающей корабль.

Опускаясь с очередной волны (в этот миг у меня даже в животе появилось тянущее чувство невесомости), траулер вдруг врубился в следующий водяной вал носом так, что по всему корпусу прошелся гулкий металлический удар, а брызги взлетели даже выше вышки с навигационным оборудованием, у которой я стоял. Меня облило с головы до ног, и впервые мелькнула мысль о том, что морской переход через Северное море наперегонки с надвигающейся магической бурей был не самой лучшей идеей.