Волчий уголок

Славик орудовал иголкой, а сам думал, как лучше сделать пуговицы из дерева. То ли просто в отпиленных кружочках просверлить две дырочки, то ли нарочно искать какие-нибудь замысловатые наросты на стволах. Ему все больше хотелось снова сменить пуговицы на штормовке, сделать их особенными и непременно из природного материала. Он поменял их перед выездом и отца уговорил. На фабрике долго не думали: прилепили к защитного цвета куртке металлические блестящие пуговицы. А Славик вычитал у Черкасова, что в старину сибирские охотники никогда не чистили снаружи винтовки, специально берегли ржавчину, чтобы блеск ствола не спугнул осторожного зверя. Славик сразу понял, что от его украшенной блестками штормовки звери и птицы будут шарахаться, и потому обрезал сияющие пуговицы, а на их место пришил коричневые матовые от полевой офицерской формы.

Дядя Петя его похвалил:

– Не исключено, что и рыба будет пугаться полдюжины солнечных зайчиков.

Первую пуговицу он пришил накрепко. Работой остался доволен, как и в прошлый раз. Одного не понимал, почему так быстро износились нитки. Он внимательно оглядел другую пуговицу, висевшую на последней нитке, и ему все стало ясно. Отверстие, просверленное в пластмассовой ножке, имели острые края, они-то и перетирали нитки. Ранее пришитые пуговицы он не стал отрывать, а у этой острием ножа соскреб, затупил острую кромку.

Приятно было, что пуговицы пришиты крепко, карманы не дырявые, штормовка удобно сидит на плечах.

Отец готовил ужин. Он почистил грибы, отобрал круглые и крепкие шляпки, подержал их буквально одну минуту в кипятке, посолил мокрыми и разложил просушиваться на кусках бересты. Он как-то выпрямил их, и теперь всегда были под рукой простейшие плоские тарелки.

После просушки он нанизал грибы на ореховые палочки и воткнул их рядом с теми, на которых поджаривал рыбу.

Грибной шашлык понравился, особенно взрослым. Славику новая еда показалась слишком сыроватой и несколько безвкусной. Но он тоже сдержанно похвалил. Большая половина заслуг, помимо повара, по праву принадлежала ему, так что нечего было хвастаться.

– Нормально, – в который раз повторил отец. – Вы с зеленью, с зеленью, – он пододвигал бересту с ворохом кислицы. – Чего-чего, а зелени хватает. И это уж точно не цикута, – подмигнул он весело дяде Пете.

– Относительно неплохо питаемся, – сказал дядя Петя, когда они перешли на ежевичный чай-компот. – Чего-чего, а витаминов хватает, – передразнил он отца. – Только сала мало. Но ничего. Мне кажется, когда мы вот так не торопясь жуем, пьем, смакуя каждый кусочек, каждый глоточек, пищи организму требуется намного меньше. Все усваивается.

– Идея витает в воздухе, – усмехнулся отец. – Мы со Славиком это уже обсуждали и пришли точно к такому выводу.

– Что-то мы про устав забываем, – сказал Славик. – Где наши ежевечерние прогнозы погоды?

Никто не откликнулся, но и отец, и дядя Петя посмотрели на небо. Из-за горы и леса они по вечерам не видели закат. Наверное, поэтому забывали о прогнозе.

– Мы же как привыкли, – сказал отец, – вечером глянем, как солнышко садится и решаем. Село в тучу – будет дождь. Ясный закат, золотой – к хорошей погоде. А здесь заслоняют нам горизонт – вот и нечего сказать.

– Нам везет пока с погодой, – сказал дядя Петя. – Тепло, сухо. Вот и сегодня, вечер хоть и пасмурный, но тихий. О, кстати. Дятла сегодня видел на обломанной сухой сосне. Сидел и барабанил. Сначала я подумал, что работает, короедов добывает… Нет, просто так барабанил, трелями, если можно так сказать. Не к дождю ли? Есть такая примета.

Все снова посмотрели на серое небо, на застывшие каждой лапкой елки, на соседку осину, у которой беспомощно повисли беспокойные листья.

– Расскажите что-нибудь интересное, – попросил Славик.

Отец не ответил. Дядя Петя, помешивая в костре палкой, спросил:

– А что тебе интересно?

– Ну, страшное что-нибудь…

– Страшное, Слава, может быть, интересно слушать, да неинтересно рассказывать.

– Почему? – удивился Славик. – Наоборот, тогда было страшно, а теперь весело вспоминать.

– Если весело – страх был не настоящий, фальшивый. По-настоящему страшное человеку забыть хочется.

Отец тихо засмеялся.