Волчик

Мелкая вскакивает со стула и, громко топая, убегает к постели. Ему кажется, что жизнь станет чуточку проще, когда начнётся школа. Сейчас июль, каникулы. Серёге уже тошно от её постоянного присутствия. В его маленькой квартирке просто нет места для других людей.

***

Его уже ждут у подъезда пятиэтажки, где проживает должник. Он выбивает нож из рук первого, ударяет под дых, мальчишка со свистом выпускает воздух из лёгких, согнувшись пополам.

— Эй, мужик, отвали от него! — рявкает второй, заходя за спину.

Серёга следит за движениями. Салаги совсем: ни опыта за плечами, ни мозгов, ни согласованности в действиях. Ему после службы оно не страшно. Страшно другое: когда бомба разрывается в метре от тебя, а товарища собирают по частям, вынимая осколки. Когда нет времени оплакивать почившего солдата, потому что их таких будут ещё десятки, потому что, зазевавшись, легко станешь одним из тех, кто отправится домой в гробу… если будет, что отправлять.

— Ты Суслов? — спрашивает долговязого парня пропитого вида, тот часто мотает головой, явным отрицанием подтверждая догадку. Описание он получил от начальника за пару дней до. — Деньги давай. Тебе по-хорошему говорили, просили люди добрые. А ты что?

Его дружок бросается, пытаясь попасть в голову, но Серёга, легко увернувшись, заламывает руку, с безразличием наблюдая, как тот орёт.

— Слыш, я это, всё верну! — пасует Суслов, слыша хруст чужого плеча. Зассал сразу, испугался боли. Не за ближнего своего, вовсе нет. За себя боится, падла.

— Вернёшь. Прямо сейчас. Знаю, деньги есть. Тачку на днях продал. Сколько там за «BMW» после таксы платят? — усмехается Серёга. — Если не вернёшься в течение трёх минут, измельчу им все кости. А затем приду за тобой, — шеей хрустит, сохраняя хват на кисти пацана.

— Сейчас — сейчас, я мигом! — кивает, точно сломанный болванчик, поглядывая то на Серёгу, то на дружков.

— Время пошло, Суслов, быстрее беги, — цедит он, кивком указывая в сторону подъезда.

Чуть позже перечитывает деньги в пакете: их там триста пятьдесят штук. Ровно столько, сколько должен начальству. Естественно, в три минуты мальчишка не уложился, но едва ли он действительно хотел их калечить. Дураки. Нельзя занять у Генки и не отдать, об этом все знают. Но, видимо, эти либо понадеялись на случай, либо просто мозгов не имели. Одним словом, облажались.

Дома его никто не встречает. Сашка сопит, свернувшись калачиком на середине полуторки. Он с тоской думает о том, что вскоре придётся купить новый диван. Идёт на кухню прямо в ботинках, шаркая подошвами по линолеуму, достаёт из холодильника коньяк, садится на стул, долго вглядывается в бутылку. И убирает обратно подальше от греха. Ему утром ещё мелкую в поликлинику вести, кашляла ужасно. Кто ж знает, может, серьёзное что. Негоже девку губить, как только к себе взял.

***

Волчик свыкается постепенно, не в один миг, нет, но через полгода уже не глядит на него исподлобья недоверчиво, ластится к рукам, когда встречает с учёбы, лезет под бок перед сном. Серёга гнал её, гнал, да так и сдался. Пусть лежит, ему то что? Правда, смотреть приходится вместо матча мультфильмы и мириться с толчками острых локтей по рёбрам.

Зверёнышем прятаться по углам перестала, а кличка так и осталась, прилипла что ли. Для него она всегда теперь будет волчиком: маленьким, потерянным, загнанным в угол, но всё же скалящим молочные клыки.

Мужики только вздыхали. Генка как-то сказал: «На кой тебе девка, Серый? Ты ж губишь себя, погубишь и её. Пусть в детдоме живёт, а ты таскай всякое. Так лучше будет». Ох он тогда на начальника обозлился, сам не помнил, как вспылил, за грудки хватанул. Его это девчонка, его! Не место ей среди беспризорников, бес знает, что там внутри стен творится. С ним вырастет. А коли он помрёт, ей квартира останется, тёть Рая присмотрит, чтобы своё она получила, никто к лапам добро не прибрал.

— Дядь Серёж, а вы и сегодня на работе задержитесь? — спрашивает Сашка, поправляя лямки рюкзака. Смешного такого — фиолетового с рисунком птичек.

Он хмыкает, глядя на её криво-косо заплетённые косы, которые сам же с час назад соорудил.

— Да, Саня, ночью вернусь, ты уж спать будешь. Двери только запри, хорошо? — посмеивается, наблюдая за сменой эмоций на её лице. Девчонка всегда расстраивается, когда у него появляются «дела». — Доберёшься сама до дома? — идти всего — ничего, двор лишь. Несколько раз она уже возвращалась без его сопровождения. Попервой тёть Раю просил, однако у неё тоже своих дел по горло: дети взрослые у неё живут, внуки. Откуда время на чужих брать?

— Доберусь, не маленькая, — важно заявляет Сашка и тут же хмурится. — Но ты осторожнее, — жалостливо так, тонюсенько тянет она, а у самой глаза на мокром месте.

Серёга аж перепугался, присел рядом, за руки её взял. Маленькие они у неё, хрупкие, совсем как сук на сухой ветви, не доглядишь, раз — и переломятся.

— Ты чего, волчик? Я у тебя сильный, — произносит он, а сам в глаза её штормовые смотрит, ищет причину, но так и не находит ничего, кроме искреннего беспокойства. — Ты что себе там надумала? Вернусь я, правда.