Волчица

Дальше… дальше… дальше… мучительные часы, невероятное напряжение сил, все дальше по следам этих двух великолепных бегунов, сознавая чудо их выносливости, но не сознавая чуда скорости — за три часа, остававшиеся до полуночи, они преодолели все то огромное расстояние, на которое ему понадобился весь день, от рассвета до сумерек. Ибо ясный день уже клонился к закату, когда он подошел к краю расщелины; следы поведали ему, как эти двое отчаянно цеплялись за жизнь, схватившись над пропастью, свежие пятна крови поодаль — о том, как Белая Шубка доблестно защищалась от его бесславного брата. Кровь лилась, пока холод не остановил ее ток, и Свен, идя по следам, испытывал дикую радость, понимая, что Христиан был серьезно ранен, и вновь сходил с ума от желая завершить начатое Белой Шубкой и тем утолить свою смертельную ненависть. Он начал чувствовать, что в бездне отчаяния еще сохранилось зерно надежды, и оно быстро прорастало в его душе при виде пятен крови брата.

Он изо всех сил рванулся вперед, то подгоняемый этой надеждой, то терзаемый отчаянием, мучительно стремясь добраться до конца, каким бы ужасным он ни был, кляня долгие мили, что еще оставалось в муках пройти.

И свет медленно уходил с неба, уступая место неясным пятнам звезд.

И он достиг конца своего пути.

На узком пятачке покоились два тела. Одно из них принадлежало Христиану, но другое — не Белой Шубке. Там, где кончались следы, лежала огромная белая волчица.

Увидев ее, Свен утратил последние силы; тело и душа его были повержены.

Звезды успели стать яркими и четкими, прежде чем он очнулся там, где упал ничком. Еле двигаясь, он подполз к мертвому брату, обнял его и застыл, боясь глянуть, боясь пошевелиться.

Холодный, окоченевший, мертвый уже несколько часов. И все же мертвое тело было для Свена единственным прибежищем и спасением в этот ужасный час. Его душа, не находя больше утешения в неверии, съежилась, дрожа, обнаженная и смиренная; и живой цеплялся за мертвого из жалкой потребности в благодати ушедшей души.

Он встал на колени и поднял тело. Христиан упал лицом вперед в снег, широко раскинув руки, и тело его закоченело на морозе; странный и страшный, он был слишком тяжел, и Свен снова положил его на землю и склонился над ним, обхватив брата руками и издав тихий душераздирающий стон.

Когда Свен наконец нашел в себе силы поднять тело брата и крепко прижать его руками в груди, он осмелился взглянуть на Существо, лежавшее поодаль. Руки и ноги Свена словно парализовало от ужаса и отвращения. Он лишился бы чувств, как последний трус, но мертвый Христиан в его объятиях придал ему мужества, и он заставил свои глаза вытерпеть это зрелище и мозг — впитать его до конца.

На теле Существа не было никаких ран, только пятна крови на лапах. Огромные беспощадные челюсти застыли в свирепом мертвом оскале. И его поцелуй: он не мог этого вынести, отвернулся и больше не смотрел.

И мертвый брат в его объятиях, зная все, последовал за этим ужасом и схватился с ним лицом к лицу ради него, Свена; ради него он пошел на страдания и смерть; глубокая смертельная рана на шее, одна рука и обе кисти потемнели от замерзшей крови — ради него! Он узнал брата в смерти, но не знал при жизни, не успел воздать ему должной мерой любви и преклонения. Тому внешнему человеку, которого он знал как Христиана, недоставало совершенства и силы, равной его собственной; и потому любовь и преклонение этого великого чистого сердца он принимал как должное; но во внутренней яви он был таким подлым, низким, черствым и презрительным по отношению к брату, отдавшему жизнь ради его спасения! Ледяное спокойствие смерти на лице Христиана ужасало Свена. Он не осмеливался прикоснуться к брату губами, что так недавно проклинали его, губами, оскверненными поцелуем ужаса, что был самой смертью.

Он с трудом поднялся на ноги, все еще обнимая Христиана. Мертвец высился в его руках, застыв неподвижно. Глаза были приоткрыты; голова замерла, слегка склонившись набок; руки оставались прямыми и раскинутыми. И весь он, вплоть до этих окровавленных рук, напоминал распятого.

Живой и мертвый двинулись назад по тому пути, что один прошел в глубочайшей страсти любви, а другой — в глубочайшей страсти ненависти. Всю ночь Свен пробирался по снегу, неся на себе тяжесть мертвого Христиана, ступая там, где прежде прошел, питая самые гнусные помыслы и проклиная со смертельной ненавистью брата, который лежал все это время мертвым и погиб ради него.

Холод, безмолвие, мрак окружали сильного человека, согбенного под скорбной ношей; и все же он твердо верил, что в эту ночь он спустился в ад, прошел адский огонь по дороге домой и пережил его только потому, что с ним был Христиан. Он твердо знал, что для него Христиан был как Христос, что Христиан страдал и умер, дабы спасти брата от грехов его.

ОБ АВТОРЕ

Клеменс Хаусман (1861–1955) родилась в многодетной семье английского провинциального адвоката. Ее старший брат Альфред стал знаменитым поэтом и не менее знаменитым латинистом, младший, Лоуренс — известным драматургом, писателем и иллюстратором.