— Хорошо. Только предупреждаю, я быстро хожу, — и Али без предупреждения сорвалась с места.
Бег в человеческой ипостаси несравним с той магией, что рождалась, когда Али бежала по лесу волчицей. Чувства зверя обострены до предела, каждый вдох, каждый случайный звук, достигший чутких ушей, приносил множество запахов, следов, знаний. Мир играл иными красками, яркими, сочными, приобретал форму, становился выпуклым, насыщенным, словно плоская двухмерная картинка на глазах обращалась в трёхмерную и реальную. Человеческие проблемы, чаяния, эмоции, серые и скучные, терялись за этим волшебством, тускнели и тело пепельной волчицы, сильное, крепкое и одновременно стройное, грациозное, бесшумно скользило сквозь сумрак чащи, рассекало тенью прохладный свежий воздух, касалось лапами мягкой пружинистой земли.
Человек же неловок, неуклюж. Пусть и в человеческой ипостаси бегала Али куда быстрее, чем большинство обычных нетренированных людей, но, вопреки пониманию этому, не могла избавиться от ощущения деревянности, скованности тела нынешнего. Будь она сейчас зверем, сразу показала бы Ройсу, что даже ловцу не догнать её.
Впрочем, и в человеческом можно попытаться.
Следы не путала — всё равно им обоим во дворец, — лишь мчалась, петляя меж стволами деревьев, перепрыгивая через сухие ветви и выступающие из земли узловатые корни, огибая встречающиеся овраги и заросли папоротника. Наконец остановилась, принюхалась. Ни запаха, ни звука, свидетельствующего, что Ройс бросился в погоню.
Ни фигуры в неизменно чёрной одежде в пределах видимости.
Наверняка посчитал ниже своего достоинства бегать за какой-то волчицей. На голую женскую грудь все мужики пялиться горазды, а как требуется попотеть да за девушкой побегать, так сразу никого нет.
Али сдула с лица прядку, выбившуюся из хвоста, и повернулась, намереваясь продолжить путь уже неспешным гуляющим шагом.
И едва не вскрикнула позорно, словно обыкновенная девчонка, когда выше талии сомкнулось кольцо сильных рук, а перед носом возникла мрачная физиономия Ройса.
— Попалась, — произнёс без особого восторга.
— Попалась, — не стала спорить Али.
И как только подкрасться незамеченным сумел?
Не удержалась, потянулась к Ройсу, сделала глубокий вдох.
Ничего.
Странно.
Нет, какой-никакой запах у Ройса имелся — свежий, чуть пьянящий аромат леса, осевший невидимой пыльцой на встрёпанных тёмно-каштановых волосах и одежде, инстинктивно тревоживший волчицу. Терпкий запах сигарет, тонкий, едва уловимый, но впитавшийся прочно в поношенного вида кожаную куртку. Легчайший мятный привкус шампуня и пены для бритья. Характерный медный оттенок стали — какой ловец ходит без оружия? Но то запахи внешние, надетые на тело, будто одежда, прилипшие, точно репей к хвосту, а собственного запаха у Ройса словно и нет. Сними с него маску наносных ароматов, и что останется?
Сильные, ловкие руки. Прохладная на ощупь кожа. Худое, жилистое тело, угадывающееся под слоями ткани. Постоянное присутствие если не рядом, то где-то поблизости, и заставляющее нервничать, впадать в умеренную паранойю, и рождающее чувство защищённости, смутное пока, неуверенное.
Али наклонилась к шее Ройса, задев кончиком носа его подбородок, и ловец резко разжал руки, отшатнулся. На лице гримаса, брезгливая, глубоко возмущённая подобной вопиющей наглостью, в глазах — раздражение, досада.
— Ты что делаешь?
— Обнюхиваю тебя.
Чего уж отрицать очевидное?
— Зачем?
— Просто так. Пытаюсь понять, почему ты не пахнешь, как все нормальные люди и большинство нормальной нечисти.
— А должен?
— Вообще-то, да. В теории.
— Такие, как я, не пахнут, — Ройс одёрнул куртку, развернулся и направился в сторону дворца.
Занимательно, однако.
Али нагнала ловца, шагающего широко, быстро, пошла за ним, время от времени переходя на короткие перебежки, чтобы не отстать.
— Такие — это какие?
— Любопытство кошку сгубило, слышала такое выражение? — вопросом на вопрос ответил Ройс.
— Я не кошка.
— Значит, волчицу.
Всё-таки он испытывает её терпение.
— Послушай, Ройс. Понимаю, мы тебе не нравимся, но это вовсе не означает, что мы заслуживаем столь…
— Мы? — повторил Ройс насмешливо и даже мимолётным взглядом через плечо удостоил.
— Подруги Эжени, — пояснила Али, перебравшись через ствол поваленного дерева, заросшего тёмно-зелёным нежным мхом. — И женщины в целом.
— С первым пунктом соглашусь, пожалуй. Особенно эта коллега Эжени по бывшей работе, темноволосая, болтливая и шумная донельзя… как там, бишь, её?
— Юлисса.
Тут и самой можно согласиться отчасти. Юлисса и впрямь несколько суетливая, временами порывистая, иногда громкая чересчур и горячая через край — и в её случае выражение это теряло привычное своё метафорическое значение.
— Но у Юл доброе сердце. Она не злобная, не мелочная, не завистливая и своих никогда не предаст.
— Однако сердечная доброта не помешала ей отхватить в кавалеры ни много ни мало самого тёмного князя. С перспективой заполучить в своё распоряжение четверть этого мира лучшие душевные качества сразу цвести и пахнуть начинают.
— Это-то тут при чём?