– Госпожа Ив рассказала мне, что происходит в городе. И, разумеется, я ей ответил: «И вот в этой подозрительной ситуации меня приглашают в какое-то подозрительное место, да еще и подозрительным способом».
Со стороны кровати до Лоуренса донеслось шуршание материи. Похоже, Хоро перевернулась на другой бок – видимо, чтобы скрыть ухмылку.
– Она, судя по всему, в довольно странном положении… Ее лицо было спокойно, хотя она явно думала о множестве вещей сразу… но в итоге она решила, что делиться со мной всем этим не стоит.
– Правда?
Глаза Рейнольдса округлились. Сейчас его выражение лица было куда более естественным, чем предыдущее, подобострастное.
– Правда.
Чем проще и прямее Лоуренс будет держаться, тем более убедительным это будет выглядеть. Какое-то время Рейнольдс смотрел на него, потом вздохнул и расслабил мышцы.
– Прости мою невежливость.
– Ничего, ничего… ты нервничаешь, это понятно. Это для тебя так много значит?
Подобного рода смена тона во время разговора – обычный трюк; так что, хотя Рейнольдс вроде расслабился, Лоуренс знал, что бдительности терять нельзя.
– Нет, я нервничаю, потому что рискую остаться абсолютно не у дел.
Он вздохнул и подвигался на стуле. Лоуренс вспомнил, что из Торгового дома Джин высасывают соки здешние землевладельцы. Иногда попавшим в такое положение торговым домам можно помочь, но чаще их бросают на произвол судьбы, как только они перестают быть полезными.
Когда жизнь делает поворот к худшему, дружба часто рушится. Так устроен мир. Жизнь торговцев оказывается под угрозой нередко, и потому эта суровая истина знакома им очень хорошо.
Более того, у Рейнольдса уже была неважная репутация – он вел прибыльную торговлю в бедном северном квартале и не тратил денег на то, чтобы купить себе поддержку других. Вполне предсказуемо, что, как только он остался один, ему пришлось туго.
– Ты уже должен знать многое. А у меня по-прежнему хорошие отношения с многими влиятельными людьми в городе.
Было бы лучше, если бы он сказал это, просто желая показать свой вес. Однако слова Рейнольдса были очень важны. Он ожидал, что Ив поведала Лоуренсу немало. Более того, из-за нарвала он втайне пришел к Лоуренсу поздно ночью. Лоуренс начал понимать, о чем он думает.
Он решил, что в этой суматохе вокруг нарвала Ив будет важной фигурой – по крайней мере достаточно важной, чтобы знать о нем все. И верно, совсем недавно Ив с легкостью раскрыла Лоуренсу много того, что впоследствии подтвердилось.
– Но я думаю, ты занимаешься торговлей медью, тогда почему…
Рейнольдс улыбнулся уклончивым словам Лоуренса и, почесав нос, уставился куда-то в пространство – то ли замышляя что-то, то ли просто не зная, что сказать. Лоуренс отхлебнул вина и стал ждать, когда Рейнольдс продолжит. Вскоре тот поднял голову.
– Это как в тот раз, когда ты пришел и стал расспрашивать про кости бога-волка. Я подумал, что нынешняя суматоха поможет мне снова подняться на ноги.
Он поскреб свое гладкое лицо. Улыбался он совершенно бесхитростно – весьма необычно для торговца. Лоуренс был сбит с толку… принимать слова Рейнольдса как есть было непросто. Торговый дом Джин действительно был в тяжелом положении, и Рейнольдс действительно хотел сбросить с себя ярмо северных землевладельцев.
– Я пришел сюда с крохой надежды, что смогу связаться с «волчицей реки Ром»… но, ха-ха… похоже, я лишь досаждаю тебе. Прости.
Он жалко улыбнулся, и его лицо расслабилось. Лоуренсу нечего было сказать, он мог лишь улыбнуться в ответ. Затем последовало молчание, нарушила которое в конце концов проворчавшая что-то во сне Хоро.
– Ах… так поздно уже. Еще раз прошу прощения.
Рейнольдс поднялся на ноги. Похоже было, что его поздний визит был последним средством. Он боялся, что его раскроют, и мог просить о помощи лишь кого-то, кто не живет в Кербе. Лоуренс не мог не пожалеть его мысленно.
– Нет, это я прошу прощения, что ничем не смог помочь.
– А я прошу прощения, что не смог дать достойного ответа на твои вопросы.
Они улыбнулись друг другу, чтобы чуть облегчить атмосферу; но обе улыбки сразу превратились в кривые ухмылки, и в комнате вновь повисло молчание.
Наконец они пожали друг другу руки.
– Если ты еще увидишь волчицу, передай ей, что Рейнольдс на нее в обиде.
– Хех… ладно, понял.
Лоуренс вновь улыбнулся.
– И снова прости, что побеспокоил в такой час.
Рейнольдс извинился в последний раз, уже когда Лоуренс провожал его к двери. И он ушел тяжелыми шагами – совсем не такой походкой, как сюда. Лоуренс вежливо попрощался; Рейнольдс, хмыкнув, попрощался в ответ и принялся спускаться на лестнице.
Несмотря на его связи в городе, несмотря на то, что у него в руках была вся торговля медью (одно это могло обеспечить его достатком на всю жизнь), со спины он походил на брошенную собаку. Ощущение одиночества было чуть ли не осязаемым.