Странное у меня логово – все из дерева и железа, на колесах и влекомое лошадью.
Иногда оно все забито товарами, но именно сейчас в нем вещей было мало. В таком виде оно приятнее всего. Когда грузов чересчур много, там просто не повернуться, а когда совсем ничего нет – слишком холодно.
Но когда между ящиками достаточно места, можно натянуть ткань, и внутри становится уютно; кстати, и ветер не задувает. Мешочек с зерном под голову, укутаться в одеяла – и можно лежать в свое удовольствие, считая дощечки в стенках ящиков или просто глядя в небо.
Сегодня погода была хорошая, а значит, и одеяла будут превосходно теплыми.
Стоило мне об этом подумать, как я зевнула во весь рот. Я ведь еще и пообедала совсем недавно.
У человеческого рта есть эти надоедливые щеки, из-за которых в нем тесно; зато только люди, зевая, могут поднять руки и потянуться.
Конечно, мое истинное обличье – волчье (я к нему и привыкла за века), но человеческое тело мне тоже, в общем, нравится, хоть оно и не лишено неудобств. Ведь человеческий облик сопровождается человеческим же странным обычаем носить всякие украшения. Волк, конечно, тоже заботится о своей шубе, но с тем, что вытворяют люди, это ни в какое сравнение не идет.
Говоря понятным для волка языком – это все равно что менять цвет меха каждое утро под стать настроению. Как же это может не нравиться?
Но интереснее всего, конечно, показывать другим все эти свои обличья и смотреть на их реакцию.
В этом отношении мой спутник не имеет себе равных. Шарф да балахон – вот и все, что требуется, чтобы вызвать фурор.
Единственная проблема – все эти украшения стоят денег. Конечно, для меня, Мудрой волчицы, беспокоиться о человеческих деньгах – просто позор, но, раз уж я путешествую в человеческом обличье и в компании человека, ничего не попишешь.
Хуже того, мой спутник – бродячий торговец и потому упрямо цепляется за свои деньги. Даже вот эта остановка в поле – хоть он и сказал, что остановился, чтобы пообедать, наслаждаясь приятной погодой, но у него явно была и другая причина.
Весь вчерашний вечер он думал о чем-то своем; я с ним пыталась заговаривать, а он лишь что-то нечленораздельное отвечал. Всего несколько минут назад, когда мы обедали, он опять смотрел куда-то в никуда, как и все последнее время. Он даже не заметил, как я стянула два куска сыра.
Подозреваю, что думает он о монетах и шкурах, которые мы видели в последнем городе.
В мире людей просто утомительно много различных денег и шкур, и что на что в каком количестве обменивать – немалая проблема. Вот смотрите: черные шкуры можно обменять на белые серебряные монеты, эти серебряные монеты – на коричневые шкуры, их – на красные медные монеты, а на медные монеты можно снова купить черные шкуры, но уже с прибылью.
Вот он и считает цифры с прошлого вечера.
Конечно, в мире людей, чтобы путешествовать, деньги нужны, да и для всего остального тоже; вдобавок мой спутник вообще путешествует в первую очередь для того, чтобы добывать деньги, так что жаловаться мне не на что.
Более того, стоит мне посмотреть на него, бедненького, трудящегося в поте лица, и я не могу себя заставить попросить его купить мне что-нибудь, что даже нельзя съесть.
И тем не менее – из-за того, что он витает где-то в облаках и даже не заметил, что я вернулась в повозку, мой хвост сам собой распушился.
– Ну сколько мы еще тут будем? – наконец спросила я его, раскладывая одеяло. Суровый голос сделал свое дело: мой спутник наконец отцепил взгляд от деревяшки. Он, по-моему, даже не поел толком – все царапал цифры на дощечке, покрытой воском.
– Мм… о, ты посмотри, сколько уже времени.
Этот трюк свойственен лишь людям – умение определять время, просто кинув взгляд на небо.
Он поспешно набил рот хлебом, держа одновременно дощечку и стило.
То, что я стянула и сожрала два куска сыра, он, кажется, так и не заметил.
– Ты нагулялась? – вдруг спросил он, когда я уже разложила одеяло и собралась под него залезть. А я-то была уверена, что он не замечал, что я делала.
– Думаю, если я отойду слишком далеко, ты будешь волноваться.
Мой спутник улыбнулся; при виде этой дурацкой улыбки мне захотелось и впрямь исчезнуть на время; вот интересно, как ему это понравится.
Его дурость – прямо как у кошки, которая боится воды, но все равно пытается поймать рыбу.
– Как бы далеко ты ни отошла, все равно вернешься, как только твой живот опустеет, – ответил он.
Сердиться на него было бы просто нелепо, так что я лишь улыбнулась. Увидев мою улыбку, этот дурень тоже ухмыльнулся до ушей – он явно был уверен, что взял надо мной верх.
Меня стоит похвалить за то, что я позволила ему такую вольность.
– Ладно, сейчас я запрягу лошадь, и мы поедем дальше, – сказал он и, спрыгнув с козел, пошел за лошадью, которую отпустил перед привалом.
Я стала следить за ним, опершись локтями о борт повозки и положив подбородок на руки. Мой спутник – он вообще-то скромный и добрый, но иногда бывает гордым и слишком уж уверенным в себе.