В крупном городе это было бы достаточно легко, но здесь? Заранее не угадаешь.
Если они не найдут, куда бы пристроить повозку, к тому времени, когда солнце сядет и рынок закроется, им придется покинуть город – чего и боялась Хоро. Будь Лоуренс один, он бы не особо возражал, но сейчас, когда с ним была Хоро, это доставило бы больше проблем.
Можно не сомневаться, что множество путешественников находилось сейчас в таком же положении, и, если им придется покинуть город, там будет большая пьянка. Компания путешественников, уставших от долгого воздержания в дороге, станет очень буйной, когда начнет пить. Лоуренсу даже думать не хотелось, что будет, если там окажется девушка вроде Хоро. Попойка может быть приятной штукой в подходящей ситуации, но усталость от дороги требует заботливого обращения: некрепкого вина, которое пьется медленно, горячего ужина и теплой постели.
Цепляясь за надежду, Лоуренс продолжил свой путь по улице, где выстроились постоялые дворы.
Во втором и третьем ему отказали; в четвертый он вошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как отказали людям, зашедшим перед ним.
Вернувшись в повозку, он увидел, что Хоро уже сдалась – она сидела на дне и ослабляла пояс и шнуровку ботинок.
На пятом постоялом дворе будет то же самое, это как пить дать.
Разница между тем, когда крыша над головой есть, и когда ее нет, колоссальна.
Взявшись за поводья, Лоуренс направил повозку сквозь толпу людей, торопящихся закончить дневные дела. В подобные времена он завидовал тем, у кого есть дом, в который они могут вернуться, – завидовал почти до злобы; и его охватывало тяжкое уныние из-за того, что сам он неспособен найти даже комнатенку на постоялом дворе.
Почувствовав, видимо, его раздражение, Хоро подобралась поближе. Стыдно признавать, но от этого на Лоуренса накатило облегчение. Несмотря ни на что, Хоро оставалась рядом.
Лоуренс погладил ее голову поверх капюшона, и Хоро щекотно улыбнулась.
Простое мгновение их путешествия. И тут –
– Я слышал, они будут готовы через неделю, – раздался голос где-то поблизости.
По запруженной улице повозка двигалась с той же скоростью, что и пешеходы, и потому слушать разговоры вокруг было легко. По белой пыли, покрывающей лица и руки двух мужчин, Лоуренс понял, что они работники пекарни, сделавшие передышку от работы.
Говорили они, похоже, о лавке, расположенной где-то на этой улице.
– А, ты про слова юного господина из Торгового дома Оома? Однако удивительно, что наш господин принял заказ от такого типа. Да еще приказал нам положить это на наш хлеб! Ерунда какая-то!
– Да ладно тебе. Он нам хорошо платит и скупает лучший белый хлеб, который мы печем. Даже тебе по душе месить тесто из лучшей пшеничной муки, э?
– Нуу, пожалуй… но…
Один из говорящих был недоволен заказом, сделанным юным владельцем некоего торгового дома. Пекари известны своей гордостью, даже среди прочих ремесленников; значит, этот заказ каким-то образом шел вразрез с тем, как этот человек привык работать.
Чтобы стать ремесленником, нужно долго и упорно трудиться, а потом, чтобы стать
Но что же они должны класть на хлеб?
Хоро, по-прежнему прильнувшая к Лоуренсу, сидела совершенно неподвижно; Лоуренс знал, что она вслушивалась.
Он проследил за взглядами пекарей, направленными в конец улицы, где грудилось множество домов
Там были лавки, продающие свечи, масла, иголки, пуговицы. У одного лишь продавца масел имелось что-то съедобное, однако Лоуренс не мог вообразить, чтобы пекари клали на свой хлеб куски жира.
Потом он увидел ответ.
Аптека.
Тут один из пекарей вновь заговорил, и все встало на места.
– Наш хлеб самый вкусный, если его ни с чем не мешать! Класть на него
– Ха-ха. Ты небось жалуешься, потому что сам такого купить не можешь?
– В-вот еще! Мне такое просто неинтересно! Персики в меду? Ха!
Взгляд Лоуренса метнулся к Хоро, уши которой встали торчком, словно их кольнули иголкой. Он бы не удивился, если бы эти уши проткнули капюшон.
Хоро не шевелилась. Она сидела совершенно неподвижно. Однако это было вовсе не изумительное самообладание. Совсем наоборот.
Ее хвост метался под балахоном с такой силой, что казалось – ей больно; как будто он горел. Гордость, разум и обжорство сцепились внутри нее в яростной схватке.
Пекари продолжили говорить о хлебе; они шли чуть быстрее, чем повозка, и вскоре удалились. Лоуренс проводил их глазами и снова искоса взглянул на Хоро.
Не лучше ли сделать вид, что ничего не произошло?
Всего на миг эта мысль его посетила, однако то, что Хоро продолжала сидеть неподвижно, не прося и не умоляя, устрашало само по себе.