– Но… есть ли у тебя доказательства?
– Доверие всегда остается невидимым для глаза, в каком бы веке мы ни жили.
Лоуренс улыбнулся и откинулся на спинку стула. Не обращая внимания на жалкое лицо Пиаски, которое, казалось, вот-вот начнет багроветь, он продолжил:
– Естественно, монастырь не настолько глуп, чтобы прямо написать в своих бумагах «волчьи кости». Они использовали другое название. Но, как гласит старая пословица, все тайное становится явным. Если читать записи, не рассчитывая что-то найти, то и не найдешь. Но если читать, разыскивая там скрытую покупку, думаю, исход будет иным. Что скажешь?
Пиаски ничего не ответил. По правде сказать, он, похоже, был не в состоянии говорить.
– Вообще-то у меня есть кое-что в пользу легенды о костях бога-волка… но, если не вдаваться в подробности, размер этого всего чересчур велик для простого бродячего торговца, такого как я. Если бы я рассказал это высоким чинам Альянса, едва ли мне поверили бы. Поэтому мне нужно, чтобы кто-нибудь замолвил за меня словечко.
Когда Лоуренс продавал в деревнях и городах товары, которые перевозил на большие расстояния, он на собственном опыте выучил: даже если цена не меняется, продажи вырастают, если в городке есть друг, который помогает.
Лоуренс был, может, и наивен, но не настолько, чтобы считать, что одной лишь правды хватит, чтобы завоевать сердца слушателей. В одиночку трудно продать и самый лучший товар, но двое способны даже от низкосортных вещей избавиться с неплохой прибылью. Это был настоящий, работающий секрет успешной торговли.
– Но…
– Подумай. В порту я сумел завоевать доверие господина Дойчмана. Я, нищий бродячий торговец.
Пиаски взглянул удивленно, потом закрыл глаза, точно от боли. Поговорка про доверие, насколько знал Лоуренс, родилась в одном городе некоей южной империи, где за несколько десятилетий выросла мощная и всемогущая торговая сеть. Сейчас эта сеть протянулась уже по всему миру. Лоуренс в том городе не бывал никогда, но менее звучной для него поговорка от этого не стала. Доверие – то, чего нельзя увидеть. Но при этом его нельзя и проглядеть.
– Господин Пиаски…
Пиаски поежился, услышав, что Лоуренс к нему обратился, и несколько капелек пота сорвались с его подбородка. Если легенда о волчьих костях – более чем пустой слух, то, помогая Лоуренсу, он движется к процветанию. Но если окажется, что все это лишь карканье полоумного путешественника, доверчивость может отправить его в гибельную бездну.
Либо рай, либо ад. Два возможных исхода их союза, сумма которых равна нулю; а значит, рискнуть стоит хотя бы ради острых ощущений. Но стоя перед выбором, неудача в котором повлечет гибель, любой будет колебаться, особенно если время поджимает. А колебания означают страх.
– …Это… я все равно не…
Пиаски, хоть и желал верить Лоуренсу, смог издать лишь эти звуки; лицо его исказилось от боли. Добыча пытается ускользнуть! У Лоуренса не осталось выбора – он должен был перекрыть Пиаски путь к отступлению.
– Король…
Его голос был остр, как игла. Лоуренс сделал паузу, достаточную, чтобы перевести дыхание. Если он сейчас произнесет то, что собирается произнести, пути назад для него уже не будет. Но, сглотнув слюну, он продолжил:
– Что если я скажу тебе, что король уже сделал ход?
– Что… э? Какой ход?
– Указ о новом налоге.
Лоуренс все же произнес эти слова. Лицо Пиаски застыло, его глаза неотрывно смотрели на Лоуренса. Но, в отличие от лица, мысль его, должно быть, сейчас работала с невероятной быстротой. Он вскочил на ноги; стул с грохотом упал на пол. Однако Лоуренс не собирался позволить ему сбежать.
– Что проку сейчас сообщать всем эту весть?
Пиаски отчаянно пытался вырваться из рук Лоуренса. Его намерения были совершенно очевидны. Любой человек, ощущающий свою принадлежность к организации, какова бы она ни была, действует, как преданный пес. Неудивительно, что первым побуждением Пиаски было донести ужасную весть до Альянса.
– Что проку?.. Конечно же, я должен немедленно сообщить Альянсу!..
– Ну сообщишь, а что дальше? Будете придумывать какой-то план?
– Это уже тебя не касается!
– У вас уже не осталось ходов, а ты по-прежнему упрямишься?
– !
Пиаски прекратил сопротивляться. Судя по страдальческому взгляду, он еще не утратил способности мыслить разумно.
– Пожалуйста, успокойся. Даже если ты прямо сейчас сообщишь Альянсу, вы все равно ничего не сможете поделать, кроме как сидеть и волноваться. Когда указ доставят сюда, монастырь будет разорен. И тогда они либо склонятся перед королем и будут умолять его о пощаде, либо не склонятся и храбро погибнут. Но если в самый ответственный момент кто-то скажет вслух, что у монастыря есть волчьи кости, – как ты думаешь, что сделает монастырь?
Монастырь никак не может сбежать со своей земли, и земля эта никак не может спасти его от мирских властей. Если им, чтобы заплатить налог, придется открыто просить Альянс Рувика о помощи – а Альянс, так вот удачно сложилось, как раз ищет способ вмешаться в политику королевства, – что произойдет? Король, скорее всего, обвинит монастырь в предательстве и пошлет армию.