Волчица и пряности (ЛП)

А что Флер давала дому? Немногое, она это знала. И потому не могла винить Бельтру за то, что та вышла из себя. Складывать умеет даже ребенок, а она, Флер, не смогла скинуть цену ниже двух лиготов. Она поняла, что не создана быть торговцем. Она просто не могла так сурово обращаться с людьми, которые прежде были подопечными ее семьи.

— Юная госпожа.

Флер услышала стук в дверь и голос Оры. В минувшие дни, когда она вставала из-за стола, чтобы открыть дверь, ей приходилось делать шагов двадцать. Сейчас достаточно было сделать три.

— Не зови меня юной госпожой.

За дверью стоял Ора с совершенно каменным лицом.

— Бельтра вся в слезах. Она сказала, что вы ее не слушаете.

— …

Слово «безжалостно» было бы сейчас самым подходящим. Ора умел читать людей куда лучше, чем Флер. Он говорил, что это важнейшее искусство при торговле, но, похоже, и при воспитании оно не менее полезно.

Трудно ругать человека так, чтобы тот искренне почувствовал себя виноватым, но Ора знал, что использовать имя Бельтры — лучше всего. Флер кивнула, сдаваясь; потом еще раз кивнула, сильнее, и глубоко вдохнула.

— Ладно, ладно…

— Да?

— Я извинюсь перед Бельтрой и как следует ее выслушаю.

— …

— …И закончу ужин.

Ора улыбнулся и, сказав напоследок «пожалуйста, отдохните», закрыл дверь. Хоть Флер и вздыхала, но вскоре улыбнулась и села на свой шаткий стул. Все, что у ее семьи было, отобрали, все привилегии продали с торгов. Все слуги ушли. Сейчас Флер жила в домике для слуг и работников, практически в нищете. Не то что лошадей кормить — она не могла даже свиней откармливать на мясо для себя же.

Это был довольно обычный конец падшей аристократической семьи, но Флер не особенно жалела себя. Просто здравый смысл торговцев очень сильно отличался от здравого смысла аристократов. Порой это приводило ее в ярость, но все равно она изо всех сил старалась приспособиться.

Жить хотя бы так она могла лишь потому, что Ора взял ее под крыло, а Бельтра, ее самая близкая служанка, осталась и дальше о ней заботиться. Именно эти люди заставили ее осознать, что она не всех, кого могла называть семьей, потеряла, что не весь мир стал ее врагом.

Этого хватило, чтобы она могла продолжать жить; однако она прекрасно сознавала, что, если они хотят выжить, им нужны деньги. Нельзя больше позволять себе такие ошибки, как сегодняшняя.

— Я торговец…

Попытавшись таким образом себя приободрить, Флер спустилась по лестнице и пошла извиняться перед Бельтрой.

* * *

На следующий день, когда Флер, давясь, глотала тюрю, к которой еще не успела привыкнуть полностью, Ора сказал:

— Если сено такое хорошее, нам стоит заняться лошадьми.

— Лошадьми?

— Я слышал, за южным морем началась война. Если это правда, то цены на лошадей совсем скоро взлетят, как на крыльях.

Флер вовсе не недооценивала способности Оры собирать сведения, но ей нравилось расспрашивать его, делая вид, что чуть-чуть сомневается.

— Но если это так очевидно, нас, думаю, кто-нибудь уже опередил?

— Да, но нам вовсе не нужно быть первыми. Если доход такой хороший, достаточно быть вторыми или третьими.

Пока Флер говорила, Ора снял кусочек плесени с хлеба, который она ела. Когда ей впервые пришлось есть плесневелый хлеб, она морщилась, но вскоре привыкла. Живя в поместье, она никогда не сознавала, что вся кухонная прислуга вынуждена питаться так. Она была тронута, когда узнала, — но сейчас сама была в таком же положении.

— Заниматься лошадьми, э?

Лошади — предмет роскоши, и выращивать их недешево. Когда имя Болан имело вес, у ее семьи еще оставалась кое-какая собственность, а значит, и кое-какой доход — в основном от налогов, которые платили крестьяне за сенокос на землях Болан. Если сена будет требоваться настолько много, что цены на него взлетят, некоторым из этих крестьян станет нечем кормить своих лошадей.

— Я проверю в торговых домах, когда пойду за деньгами за сено, — сказала Флер, макая хлеб, очищенный Орой от плесени, в тюрю.

— Пожалуйста, не позволяйте им сбивать цену.

При этих словах Флер улыбнулась. Потом отвернулась — но не из-за его замечания.

— Опять… Не пойму, как он сюда пролезает? — сказала Бельтра, тоже заметив то, что увидела Флер, и встала со стула. Возле двери в коридор, ведущий на кухню и в умывальную комнату, поджав лапу, тихо сидел щенок.

— Он опять залез в мешок с зерном?

В городе обитало множество бродячих собак, однако Флер понятия об этом не имела, когда жила в большом поместье, окруженном лесами и лугами. Бельтре они досаждали, но Флер испытывала иные чувства.

— Ну, иди сюда.

Щенок отпрыгнул в сторону, увидев приближающуюся Бельтру, но, заметив протянутую руку Флер с крошками хлеба, прошмыгнул у Бельтры между ног и подбежал к Флер.

— Юная госпожа…

Бельтра, каждодневно ведущая на кухне войну с мышами, кошками и собаками, посмотрела на нее осуждающе. Когда щенок слизал с руки хлеб, Флер подняла голову.

— Мой муж умел только отбирать у других. Я не хочу быть такой же.