- Если коротко, то, чтобы войти туда с женщиной, нужно быть на ней женатым. Мои здешние друзья не очень-то хорошо воспитаны, когда дело доходит до поздравлений новобрачным. Ты все еще хочешь туда зайти?
Традиции в здешних краях были примерно одни и те же повсюду. Хоро, неплохо знающая мир людей, понимала это.
Поэтому она покачала головой с выражением отвращения на лице.
- Это займет совсем немного времени. Просто подожди здесь спокойно, и я куплю тебе сладкого хлеба, - добавил Лоуренс.
- Не обращайся со мной как с ребенком.
- Значит, ты не хочешь сладкого хлеба?
- Хочу.
При виде серьезного лица Хоро Лоуренс не удержался от смеха. Оставив ее ждать, он поднялся по каменным ступеням и постучал в дверь иностранного отделения. На двери не было молоточка; это был знак, что стучать дозволялось только членам Гильдии.
Однако сколько Лоуренс ни ждал, ответа не было.
Решив, что в этот час все, вероятно, на рынке, Лоуренс сам открыл дверь. Как он и ожидал, внутри царила тишина. Первый этаж представлял собой просторный зал, традиционно меблированный как трактир, - это делалось специально чтобы члены Гильдии могли хорошо провести время. Сейчас, однако, все стулья были подняты на круглые столики, а у стены стояла швабра. Похоже, кто-то занимался здесь уборкой.
За тот год, что Лоуренс здесь не был, ничего не изменилось – разве что поредели волосы на голове владельца отделения, сидящего за стойкой прямо напротив входной двери. Возможно, его и так большой живот еще вырос, но ему, похоже, трудно было встать со стула, так что убедиться в этом Лоуренс не мог.
Подняв взгляд, владелец тепло улыбнулся навстречу Лоуренсу, но слова, вылетевшие у него изо рта, были полны яда:
- Хо, а вот к нам явился некий совершенно никчемный торгаш! В такой час отдыхать явился, явно ведь даже не думает о прибыли. Переоделся бы лучше в воровской наряд и пошел грабить трактир или еще что-нибудь.
- По-настоящему хороший торговец умеет получить доход, не запачкав сапог, в крайнем случае запачкав пальцы чернилами. А целыми днями только бегать по рынку – удел паршивого торговца, верно?
Подобные словесные лавины обрушивались на Лоуренса всякий раз, когда он встречался с владельцем иностранного отделения. В юности, когда он только стал учеником торговца, он всегда оскорблялся и начинал злиться. Сейчас он уже не помнил, когда именно научился отбивать эти атаки небрежно и с улыбкой.
После своего хладнокровного ответа Лоуренс выпрямился и, подойдя к стойке, встал ровно.
Глядя на Лоуренса, сидящий за стойкой толстяк хлопнул себя по лбу и разразился смехом.
- О, твой язык становится все злее и злее. Сынок, как хорошо, что ты снова здесь, - произнес он затем.
- Прекрати звать меня сынком.
- О чем это ты? Все, кто принадлежит к Гильдии Ровена, - мои дети.
Неловко улыбнувшись, Лоуренс пожал толстяку руку. Тот небрежным тоном продолжил:
- Я ведь даже знаю, сколько раз ты напрудил под себя, когда ночевал под открытым небом. Господь учит нас, что хороший отец должен знать все о своем сыне. Или ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, как ты и твои дружки стянули деньги Гильдии и, все дрожа, отправились к шлюхам?
- Понял, понял. Я Крафт Лоуренс, сын великого отца Якоба Тарантиано.
- Ах-ха! Крафт, ты наконец вернулся домой в Рубинхейген, прошел уже год! Как поживают наши родственники в других городах?
Внушительные, как всегда, манеры Якоба наполнили сердце Лоуренса болью и радостью одновременно – это было почти как если выпить крепкого спиртного. Иностранное отделение гильдии для торговца действительно было родным домом в чужом краю.
Только дома можно встретиться с таким отношением к себе.
- Милостью святых все живут нормально.
- Замечательно. Ну, поскольку ты на своем пути повстречал многих наших родственников, твой кошель полон, конечно? Если твой кошель слишком тяжел, с тебя свалятся штаны, а если с тебя свалятся штаны, все девушки тебя возненавидят. Я уверен, ты хочешь выглядеть в глазах других хорошо, ведь верно?
Лоуренсу даже не хотелось придумывать какую-то ответную колкость. На столь витиеватое требование подношения он сказал с улыбкой:
- Я слышал, что когда человек стареет, ему становится трудно считать маленькие суммы. Но если дело в этом, я уверен, что даже господин Якоб сможет назвать сумму моментально.
Нисколько не колеблясь, Лоуренс извлек из привязанного к поясу кошеля десять серебряных монет и демонстративно, словно хвастаясь, выложил их столбиком перед владельцем.
Если бы он с неохотой выложил две-три медных монеты, несомненно, на него бы обрушился полный яда поток ругани.
Отчасти рисовка Лоуренса была вызвана желанием дать выход эмоциям, а отчасти тем, что его прибыль на пряностях действительно оказалась очень высокой. Столь щедрое подношение нужно было в том числе и для того, чтобы дать понять Якобу, что он уже может делать большие дела. Поняв это, Якоб искренне рассмеялся:
- Ха-ха-ха-ха-ха, значит, маленький зассанец вырос в мужчину, способного выложить десять серебряков, хе! Тут есть чему порадоваться.
- По-моему, добавлять «маленького зассанца» нужды не было, как ты думаешь?