Они собирались уезжать, Лера уже села в машину, он открывал ворота, когда вдруг появился черный «Лексус». Он выскочил из поворота, резко затормозил, всклубив пыль, остановился.
Сначала осела пыль, и потом уже из машины, неуверенно переставляя ноги, выбрался Рома, встал, пошатнулся, нащупал Гордеева взглядом, осоловело уставился на него. Похоже, он был порядком подшофе, может, потому и взялся за открытую дверь.
Гордеев глянул на него нахмуренно, исподлобья, передернул плечами, набираясь решимости, еще ниже опустил голову и рванул к незваному гостю, как будто собирался его забодать. Михаил Викторович не собирался поднимать его на рога, хотел всего лишь напугать, но если Рома вдруг пойдет в контратаку, отступать он не станет и даст волю кулакам. А драться он умел, в молодости неплохо получалось.
Рома напрягся, заметив агрессию в его поведении, чуть приподнял кулаки, крепко их сжав, ногу назад отвел, принимая подобие боевой стойки. Не атлет он по своему телосложению, но сбит плотно и, судя по движениям, о рукопашном бое знал не понаслышке.
Гордеев затормозил, как бык, которому помахали красной тряпкой сбоку, но в сторону сдавать не стал – остановился на расстоянии вытянутой руки.
– Ты кто такой? – зло спросил он.
– А ты кто? – Рома пренебрежительно ухмыльнулся, глядя на него.
Он ждал продолжения атаки, но Гордеев не ударил, и это было воспринято как проявление слабости. Но сам Раскатов не стал бить в ответ – отпраздновал труса, и Гордеев сам теперь мог посмеяться в ответ. Но не до смеха ему. Какого черта Рома здесь делает? И почему Лера не поехала вчера в больницу? По дому, сказала, дел много, как будто Клавдию Афанасьевну не могла позвать. Может, с Раскатовым где-то в кустах у реки дружила, пока Гордеев сестру навещал? Может, и сегодня собиралась, да Рома позвонил – отбой дал. А оделась как!.. Не для мужа оделась, а для любовника…
– Что ты здесь делаешь? – наседал Михаил Викторович.
– А ты?
– Я здесь живу!
– А я мимо проезжал… Может, я водички попить остановился? Ты что, воды мне не нальешь?
– А может, Лера тебе налить должна?
– Лера?.. Какая Лера?!
Краем глаза Гордеев увидел жену, она вышла из ворот, встала, смотрит на них встревоженно. Не нравится ей ситуация: не должен был Рома появляться, пока муж не уехал…
– А такая!
Гордеев кивком показал на жену; только тогда, казалось, Раскатов увидел ее.
– А-а, Лера! Привет! – И весело помахал ей рукой.
– Не мог дождаться, пока я уеду? – сквозь зубы процедил Гордеев.
– Да я мимо тут проезжал… – Рома провел пальцем по носу – в раздумье, нужно ли открываться перед ним.
– Кого ты лечишь?
– А если я соскучился по Лере? – все-таки решился он.
– А если я тебя сейчас убью? – взъярился Гордеев.
Он схватил Раскатова за грудки; в пыль под ноги упала сорванная с батника пуговица.
– Ну, ты, в натуре!
Раскатов ударил Гордеева по рукам, но тот еще выше поднял их, заставив противника приподняться на носочках. А руки у Михаила Викторовича сильные, хватка железная, а еще злость бушевала в нем.
– Какого хрена ты сюда приехал?
Раскатов не мог ответить: он хрипел, пытаясь разжать руки. Гордеев с трудом сдерживал ответное давление. Еще чуть-чуть, его руки разойдутся и он откроется, подставит лицо по удар. А Раскатов смотрел на него, как будто хотел ударить головой.
– Я знаю, это ты меня ментам сдал!
– Это не я тебя сдал!
Гордеев разжал руки, но еще нужно было отцепиться от Ромы. Он оттолкнул незваного гостя, отошел на шаг-два, поднял сжатые кулаки к животу, собираясь отразить возможную атаку.
– А кто меня сдал?
– Я откуда знаю, кто тебя сдал? – растерянно заморгал Раскатов.
– А откуда ты знаешь, что меня ментам сдали? – наседал Гордеев.
– Я знаю?
– Лера сказала?
– Да нет, не говорила… – Рома скривился, как человек, которому надоело пятиться, отступать, он сам решил атаковать. – А если говорила, то что? Она что, не может поделиться своими проблемами с любимым человеком?
– Кто это любимый человек?
– Я любимый человек! Она меня любит, а не тебя! Всегда меня любила!
– Рома! – призывая к благоразумию, шагов с десяти крикнула Лера.
– А разве нет?.. – Раскатов рванул к ней, в несколько секунд сократил расстояние до одного шага. – Я же знаю, ты меня любишь, а этого только терпишь?
Он взял ее за руку, но Лера вырвалась, шарахнулась от него, налетев на кирпичный заборный столб. Она поморщилась от боли, но Гордеев только усмехнулся. Как можно жалеть женщину, которая предала?
– Ты же меня одного любила! – Раскатов обращался к ней, но смотрел на Гордеева без страха, но с опаской.
Вдруг налетит ястребом, вцепится когтями, вырвет из батника последнюю пуговицу.
– Я же знаю, ты за этого назло мне вышла!
– Вышла! Назло!.. Но я люблю Мишу! – Лера мотнула головой, зажмурив глаза.
Так делают, когда врут через силу, когда ложь протекает через душу, как вода из тканевой сумки.
– А чего ж ты ко мне после свадьбы бегала?