Волчица нежная моя

И пугливо дернулся, когда Гордеев резко повел плечом – будто собирался ударить. А он мог ударить, Рома этого заслуживал. За одного козла его можно было размазать по стенке.

– Ты это, со словами попроще! – басовито проговорил он, угрожающе нахмурив брови.

– А чего? Мы с тобой враги по жизни! – злобно ухмыльнулся Раскатов. – Я могу назвать тебя ослом, но все равно ты будешь для меня козлом! И я для тебя козел по жизни, или нет?

– Ты – да!

– Ты козел, я козел, а Лера одна. Два козла на одну козу – это слишком много, ты не находишь? Надо как-то сократить численность… А давай стреляться!.. – взбудораженно вскинулся Рома, глядя на собеседника с одержимостью висельника. – Я вызываю тебя на дуэль!

– На дуэль?! – похолодел Гордеев.

– Что, страшно стало? – злорадно хохотнул Раскатов, наставляя на него два сомкнутых вместе пальца.

– Да нет, просто неожиданно…

Действительно, дуэль – это такой анахронизм, о котором и подумать смешно. Но смеяться будет тот, кто выживет. И возможно, им будет Раскатов. Он окончил военное училище, служил офицером, наверняка упражнялся в стрельбе из табельного оружия, возможно, был чемпионом округа в этом деле – и как с ним, с таким тягаться?.. Не было у Гордеева никакого желания умирать вот так глупо и бездарно. В конце концов, сейчас другие времена, тем более в нем не течет дворянская кровь, и никто не осудит, если он откажется. Тем более Лера. Она любит его и не хочет смерти мужа, отца и главы семейства. Она женщина разумная… Действительно, она же не дала Раскатову телефон, и не было у них ничего – во всяком случае, в последнее время. Может, раньше она и совершала глупости, но сейчас – нет…

Дуэль – это дикий пережиток прошлого, и нечего стыдиться, отказываясь от поединка. Тем более Раскатов отличный стрелок. Не зря же он любит охоту. А у Гордеева нет желания убивать, поэтому он предпочитает рыбалку… Да, он должен отказаться. Других вариантов нет.

– Вот я и говорю, глаза у тебя пожелтели! – презрительно ухмыльнулся Рома. – Цвета детской неожиданности!

– Ты, наверное, хорошо стреляешь?

– Даже не сомневайся. Девяносто восемь из ста. Это с похмелья. А если голова свежая, рука твердая… Поверь, у тебя нет шансов!

– И это, по-твоему, честно?

– Если очканул, так и скажи! И нечего тут!

– Мне бы со своими проблемами разобраться. Если не ты стрелял в Сотникова, то кто?

– Если не ты, то кто?

– Это я и должен узнать.

– Я Сотникова не заказывал!

– А кто это сделал?

– Не знаю!.. Да, виноват, да, спровоцировал, но крови на мне точно нет!

– А мою сестру кто с крыльца скинул?

– Чего?! – Раскатов недоуменно вскинул брови. – Какую сестру, о чем ты?

– Мы в Саврасье у нее живем, приехали к ней, а она, как не живая, лежит. Кто ее ударил? Кто с крыльца столкнул?

– Не знаю я!

Разговор все дальше уходил от возможной дуэли, и судя по всему, Раскатов не рвался возвращаться к опасной теме. Пуля, как известно, дура, а он хотел жить… И Гордеев хотел уйти от брошенного ему вызова. Хотел, но не мог. Он же мужик, а не баба, как он с трусом в душе жить будет? Раскатов обязательно расскажет Лере, как ее муж хвост поджал, они вместе над ним посмеются… Нет, не избегал он опасного разговора, а всего лишь хотел отложить момент, поэтому и перевел стрелки на свои насущные проблемы. Сначала разобраться во всем нужно, а потом уже можно будет надеть чистое исподнее, помолиться на дорожку и выйти к барьеру – будь что будет… Нет, не празднует он труса, и пусть Раскатов на это не надеется.

– И вообще, при чем здесь твоя сестра? Ну, столкнули и столкнули… Живая хоть?

– Живая.

– Тогда зачем ты ее приплетаешь?.. Да, я тебя сдал, кто-то подстрелил Сотникова…

– Кто-то?

– Ну может, ты. Я точно не при делах!

– Да, но стреляешь ты хорошо. А я не очень. А все должно быть по-честному… Будем играть в русскую рулетку, но сразу на два ствола, – пристально всматриваясь в своего врага, монотонно-бездушным голосом проговорил Гордеев.

Для него, казалось, ничего сейчас не существовало, кроме тех самых пистолетов, о которых он завел разговор. Он смотрел на Раскатова, а видел только его голову, с которой через какое-то время состыкуется ствол револьвера. Если патрон в барабане встанет в одну линию со стволом, раздастся выстрел, и кровь хлынет фонтаном, на белоснежной скатерти с кружевной каймой появятся бурые пятна. И кто-то в этой жизни окажется сиротой… Только об этом сейчас Гордеев и мог думать.

– У тебя будет револьвер, и у меня, крутнем барабаны, разом нажмем на курки.

– А если разом выстрелим? Тогда и меня, и тебя… – Судя по дрожанию голоса, Раскатова такой вариант не устраивал.

– Значит, так тому и быть, – не моргнув глазом, кивнул Гордеев.

– Тогда Лера останется совсем одна.

– Ты за нее не переживай, ты за себя переживай. Может, повезет тебе. Или мне. Или нам обоим. Если выстрелов не будет, на этом все и закончим, – тяжелым, вибрирующим от внутреннего напряжения голосом, но четко сказал Гордеев.

– Ну, если так… – Раскатов заметно поежился под его бесчувственным, а оттого холодящим взглядом.

– А я тебя потом за углом подкараулю, там тебя и пристрелю. Если к Лере сунешься.