Волчица советника

— Помолчите, суфраган. Вашу версию, переполошившую город, я уже слышал. О чем вы только думали, выкрикивая обвинения на площади? Вы хоть представляете, что это такое — взрослая шильда? Существо, превращающее людей в животных, способное заставить их убивать друг друга?.. Вы паники хотели в Барсене, суфраган Ньето?.. Или в провинции? Мне пришлось потратить уйму сил, чтобы успокоить слухи, чтобы заставить самых болтливых умолкнуть! Я ценю ваше рвение, вижу молодость, понимаю желание услужить Ордену и потому не стану писать Кардиналу о вашей ошибке… Я сказал, ошибке! — повысил голос коадъютор, заметив, что Ньето пытается возразить. — Вы говорите, что девушка контролирует флер. Кто бы мог обучить ее этому? Где бы она взяла артефакты, запирающие проклятие, если все браслеты принадлежат Ордену?

Не все…

— Или эта нищая лизарийка имеет контакты с боргами?.. Или наши люди пропустили ее первую неконтролируемую вспышку?

Их люди?!

— У шильды нет шансов дорасти до восемнадцати лет и не привлечь внимания.

— Если у нее нет покровителя, — буркнул под нос Ньето.

Третий, тот, что облил меня водой, громко хмыкнул. Коадъютор тоже услышал.

— И кто же ее покровитель? Римела? Этот, как его… Лачо? Будь у нее покровитель, она не оказалась бы в таборе. Снимите с девочки колодки.

— Но…

— Снять!

Светлые боги! Неужели?! Меня затопила эйфория, даже боль, кажется, ушла. Господи, меня отпускают! Спасибо! Спасибо!

— Спасибо, господин, спасибо!

— Не благодари меня, дитя, — улыбнулся коадъютор и, наклонившись, поцеловал в лоб. — Свет в тебе. И прости нас. Наш долг — защищать добрых людей от созданий Тьмы…

Он еще что-то говорил, но я не слушала: Ньето и тот, второй, разомкнули колодки, и боль вернулась. Ахнув, я упала на мокрую солому — ноги отнялись, спины и шеи я совсем не чувствовала. Всхлипывая, я начала растирать руки, плечи, возвращая им чувствительность, и, помню, все поглядывала на ведро с водой, стоящее в углу камеры, — разрешат ли еще попить? Боги, а как хочется есть!.. Я не знаю, сколько пробыла здесь, по ощущениям — не меньше недели, но вряд ли так долго. Дня два, может быть, три.

Хоть бы только римела не уехали!..

Господи, неужели закончилось? Спасибо, Анара, спасибо, Светлые!

— Я велел снять колодки, а не артефакты, суфраган Рамос, — жесткий голос коадъютора заставил меня вскинуть голову. От резкого движения в глазах поплыло, и мужская фигура в алом шелке показалась огненным столпом. — Я тоже человек и тоже могу ошибаться. Мы обязаны проверять всех подозреваемых в ведовстве, тем более если обвинение выдвигает рукоположенный брат Ордена. Выпускайте животных.

— Каких животных? — помертвела я, а глаза Ньето вспыхнули торжеством.

— Их не кормили неделю, — ухмыльнулся мой мучитель и поспешил к выходу.

Клинг-кланг! — лязгнул засов. Взвизгнули несмазанные петли, что-то заскрежетало; в окошке, что в верхней части двери, появилось лицо коадъютора.

— Молись Светлым, дитя, — велел он, и стена за моей спиной поползла вверх.

Сперва ничего не происходило. Камеру наполняло мое тяжелое дыхание, чавкающая солома — я отползла в противоположный угол, к ведру с водой, сжала в ладонях жестяной ковш, мое единственное оружие. Стук капели, чьи-то стоны, тишина. Звук.

Цок-цок. Цок-цок-цок. Цок — так стучали когти Уголька по каменным плитам коридоров, когда пантера возвращалась с охоты. Цок-цок. Цок-цок-цок. Цок. Тишина.

Цок-цок. Цок-цок-цок. Фырканье — влажное, шумное.

Визгливый хохот ударил по нервам, и во мраке тоннеля зажглись три пары желтых огоньков. Мечущийся свет факела выхватил из темноты горбатые фигуры, свалявшуюся серую шерсть и круглые уши. Ослепленные пламенем, твари замерли на несколько секунд. Повели носами и захохотали, залаяли, взвыли, в четыре прыжка преодолев разделявшее нас расстояние. Я заорала от ужаса, когда две пятнистые гиены располосовали юбку, а третья, самая крупная, с задранным обрубком седого хвоста, успела вцепиться в плечо, прежде чем натянулась удерживающая ее цепь.

Я очнулась в трясущейся кибитке шунави.

— Пить… Пить, пожалуйста…

— Отпсирадо якха! О, дэвлалэ!.. Лачинько, санакунэ, выпиес…[30] Лира, девочка… Янош, осторожнее, не брюкву везешь!

Вода, омерзительно-теплая, задохнувшаяся в жестяном жбане, показалась мне нектаром. Я пила, пила, пила, пока живот не скрутило судорогой. А потом меня вырвало — желчью.

— Простите… — всхлипнула я. — Биби[31] Шукар, я уберу… — Попыталась встать и поняла, что не чувствую правой руки. Совсем.

— Сосуды повреждены, — хмуро сказала шунави, затирая рвоту. — Я сделала что смогла, но… — Увидела, как я стремительно бледнею, понимая, и зло швырнула тряпку. — Ай-вэй, Матерь, на кого ты нас покинула! Что от мира остается, во что люди превратились!.. Райаны, лизарийцы, войны, храмовники эти, Паладины, будь они неладны! Во имя Светлых! Так тот бэнг[32] сказал, когда тебя увозил! Да какие ж это Светлые боги, дэвлалэ! Во имя каких богов детей травят псами?!